Война миров в Петропавловском уезде

В годы моей юности были живы и находились в доброй памяти многие очевидцы и участники гражданской войны и последовавших за ней восстаний против советской власти. Однако, я практически ничего не мог узнать от них об этих событиях — мои рассказчики технично уходили от разговоров о войне между старым и новым мирами, один из которых был приговорён.

Много позже автор прочитал у известного поэта Наума Коржавина, эмигрировавшего на запад в 1973 году: «Тотальное выпадение памяти походило на какой–то пассивный заговор. Уже через много лет мне с двумя журналистами пришлось разъезжать по целине, в том числе по землям Сибирского казачьего войска, составлявшим теперь северные районы Северо–Казахстанской и Кустанайской областей. Люди разговаривали с нами охотно, помнили многое, но все — от сидящего на завалинке в синей казачьей фуражке очень старого казака Петровича в станице Пресноредуть до пожилой учительницы из Пресногорьковки, тоже местной уроженки (С.В.- Татьяна Дмитриевна Меринова. 1898 -1985), ничего — ну, совершенно НИЧЕГО! — не помнили о Гражданской войне.

Петрович помнил войну Германскую, помнил, как попал в плен в Мазурских болотах, помнил, как решал: «Или себя прекратить, или как?» Был слух, что германцы казаков в плен не берут и всячески издеваются над ними. Учительница помнила, как Казачьим обществом в Пресногорьковке была открыта гимназия и как она в ней училась. А вот, как дело доходило до событий Гражданской, оба они, да и все остальные, обрывали любой сердечный разговор: «Не помню. Ничего не помню». Не помнили, а внуки уже и впрямь не знали».

Террор в годы гражданской войны был бело-красно-зелёным. Разница была в том, что после белогвардейских и откровенно бандитских походов штабс-капитана Ванягина, Бресмана, Линдберга во всех, за редким исключением селах, остались братские захоронения под треугольными краснозвездными обелисками. Часто убитых хоронили не на кладбище, а в центре села, на площади, где в последующие годы проводили многочисленные митинги. О зверствах белых и зелёных писали воспоминания жители поселков к юбилейным октябрьским датам, ветераны выступали перед молодежью. Нелегко было отличить в этих рассказах правду от вымысла. О терроре красном говорить было не принято, порой просто опасно. По этой причине и обрывался любой «сердечный разговор»… Поэтому-то и нет обозначенных захоронений тех, кто пал от рук красноармейцев, чекистов и продотрядовцев, о них постарались забыть.

Вот пример красноармейского бессудного дела. В октябрьские дни 1919 года, во время второго наступления на Петропавловск, когда части 35-й дивизии начдива К. А. Неймана были уже под Пресновкой, неожиданно оказалось, что в глубоком тылу занята неизвестной белогвардейской частью крупная станица Звериноголовская. Командарм — 5 М. Н. Тухачевский был весьма недоволен этим обстоятельством и приказал начдиву немедленно выбить белых за Тобол. Собрав всех обозников, Нейман удачно атаковал и белым пришлось прорываться из окружения через Богоявленскую и Пресногорьковскую на восток. Выяснилось, что сутки станицу держал егерский батальон Ставки Колчака под командованием подполковника П. Е. Глудкина, состоящий из студентов и интеллигенции Омска. Считается, что Глудкин сумел вывезти более ста раненых из этой передряги. В этот же день более 70 раненых были привезены по тракту из Зверинки на телегах в казачий поселок Песчаный и добиты там красноармейским отрядом. Трупы заколотых лежали рядами на площади в центре поселка и были захоронены местными жителями на кладбище. Форма, по словам местных, была какая-то странная, не наша. Дело в том, что егеря были одеты в английское обмундирование.

Рассказ местной жительницы Антонины Яковлевны Аристовой записал Э. В. Крейтер: «…около Зуевской мельницы было обнаружено много убитых. Все погибшие были белыми солдатами и офицерами. У некоторых из них на мундирах были видны Георгиевские кресты. Весть об убитых быстро облетела станицу, жители бросились на окраину. Всех убиенных привезли в поселок и положили на площади в один ряд вдоль забора деревянной церкви с восточной стороны, где их осмотрел местный ветеринар Угренинов Андрей Егорович. Убедившись, что все мертвы, было принято решение захоронить их в братской могиле рядом с красноармейцами. Здесь у церкви местным батюшкой был совершен обряд отпевания. Погибших было много, вереница конных повозок растянулась от Воронинского магазина до поворота у Панковского дома. Весь поселок провожал убитых в последний путь».

Эрик Викторович сделал предположение, что эти убитые и есть пленные Егерского батальона Ставки.

Пример с белыми: после страшного боя в станице Пресновской были порублены и расстреляны несколько сот пленных красноармейцев 2-й бригады 35-й дивизии. Командовал акцией сам командарм-3 генерал Константин Сахаров (┼ 1941, Берлин). Таковым примерам несть числа. О «подвигах» Ванягина автор подробно рассказал в очерке «В погоне за тенью», а вот о том, какие события происходили после официального окончания гражданской войны попробуем разобраться хотя бы в общих чертах. Восстания против новой власти долгое время было не принято включать в хронологию гражданской войны, но, по сути она продолжалась в иных формах. В советской историографии эти выступления назывались мятежами.

После ухода на восток белой армии адмирала Колчака, ровно через год после освобождения частями 35-й дивизии Петропавловска и Омска, в уездах имеет место постоянное нарастание сопротивления произволу продотрядовцев и недовольство проводимой властями политики «военного коммунизма». В Петропавловском уезде отмечалось широкое распространение контрреволюционной агитации кулацкого и казачьего населения, которая была «направлена к разложению комячеек и комсоюзов молодежи, обессиливая этим работу на местах». На собраниях, проводимых активисты все чаще слышали угрозы «если вы будете у нас так отбирать, то мы вас всех вас уничтожим». Отмечалось сильное брожение среди жителей казачьих станиц, в Боголюбовской и Федоровской волостях. Продразверстка шла тяжело — это отметил в декабре 1920 года особоуполномоченный Петропавловского уездного исполкома Басков: «продразверстка осуществляется бессистемно, без чётких норм. Продработники изымают весь хлеб, оставляя на душу населения 14 пудов».

В феврале 1921 года разразился Западно-Ишимский мятеж против Советской власти. Старший урядник станицы Кабаньей Иван Дурнев собрал 65 казаков, недовольных новым режимом. К нему присоединились повстанцы из окрестных сел и станиц. Слабовооруженная конница, на молодых, не знавших боя лошадях, попыталась в конце февраля взять крупную станицу Пресногорьковскую, но в дефиле двух озер, малого и большого Ульевых наткнулась на отряд Дмитрия Ковалева. Пулеметы заставили повстанцев уйти к югу. Разведчик из ковалевского отряда Игнатий Усачев, тоже родом из Кабани, проник в станицу и разагитировал основную массу казаков.

После ряда поражений от регулярных частей Красной армии. 1-я Народная повстанческая дивизия под командованием екатерининского казака подхорунжего Семена Токарева направилась через весь Казахстан в Китай. Крупный купеческий городок Каркаралинск оказался на пути отступающих повстанцев. 6 апреля почти все коммунисты и сочувствующие были окружены в Народном доме, где проводили партийное собрание. После короткого боя их сопротивление было сломлено. Из показаний свидетелей наиболее отличились в последующих репрессиях старший урядник командир 1-го Сибирского казачьего полка Иван Дурнев (1881 г.р., ст. Кабанья) и командир сотни Григорий Грязнов (1889 г.р., ст. Пресноредутская). Всего было убито 78 человек. Позже на следствии Дурнев показал, что приговоры исходили от следственной комиссии во главе с Капустиным. После разгрома отряда А.Бакича в Монголии многие казаки вернулись домой. Иван Иванович Дурнев добрался до Кабани, где был арестован Акмолинским ГубЧК 4 июля 1922 года. Расстрелян 4 июня 1925 года в Акмолинской тюрьме. Вахмистр Григорий Еремеевич Грязнов был приговорен Омским губсудом к 5 годам лишения свободы 21 июня 1923 года. Дальнейшая судьба неизвестна. 31 декабря 1929 года органы ОГПУ в Каркаралинске арестовали лиц, помогавших токаревцам. Были расстреляны казаки З. В. Червев, Ф. Ф. Корнилов, М. Ф. Корнилов (родственники генерала Лавра Корнилова), П. А. Тысяцкий, братья Мокринские, Рязанцевы, М. С. Зотов.

После подавления восстания 1921 года в Пресногорьковке были арестованы священник о. Василий (Преображенский) за «бандитизм», заведующий складом сельхозснаба Столбинов за «шпионаж», церковный староста Петр Васильевич Лутченинов, учитель Алимов Григорий Михайлович, Дмитрий Игнатьевич Угренинов, сотрудник волисполкома Кузьма Пожидаев. Содержали в караульном помещении Токаревского дома. Расстреляли. Батюшку водили по станице, всячески издевались, привязали к дереву цепью, кололи штыками. Даже сын Сергей через много лет в личных воспоминаниях написал: «отец умер, когда пришли красные». И ни слова о расстреле и пытках — все то же выпадение памяти. В 1923 году арестовали Александру Христофоровну Преображенскую, водили на работу из КПЗ, на ночлег возвращали обратно. Содержали под стражей за то, что нашли у нее газету, где была подчеркнута статья о голоде.

Интересны факты биографии Василия Александровича Преображенского. Родился 22.02.1878 года в Вологодской области. В январе 1910 года молодой священник был сослан в станицу Сибирского казачьего войска Пресногорьковскую под надзор полиции. Причиной стала найденная в доме батюшки подпольная типография брата жены Василия Попова (Темного), активного участника Шенкурских крестьянских антиправительственных съездов. Василий, бывший священник, бежал из Архангельской тюрьмы и попал на пароход, идущий в Англию, далее эмигрировал в США. Известно о его письме царю Николаю Второму, датированному 1913 годом, в котором просил прощения и просил разрешение на возвращение на Родину.

Весной 1921 года на льду озера Церковного у поселка Макарьевка (СКО) без суда были расстреляны игуменья Михайловского монастыря Евпраксия (в миру Анна Казина), монахиня Феофания и Серафима. Расстрел осуществляли предположительно люди из отряда Д. А. Ковалева. Прошло более двух десятков лет после расстрела, а народ помнил участников расстрельной команды. Партизаны считали, что монахини скрывали во время мятежа его главарей и прятали оружие. Но и до восстания монастырь был «гнездом контрреволюции». Ещё летом 1920 года в Омское губЧК поступила сводка: «…тормозами проведения мясной заготовки является агитация духовенства Пресногорьковской волости, где находится женский монастырь. Ввиду неохотной сдачи крестьянами хлеба и сильной агитации духовенства местными властями брошено в уезд 500 вооруженных красноармейцев для успешного проведения разверстки…». Эти отряды были сформированы из рабочих Петропавловска. Об одном из них, Федоре Дерябине, пишет в книге «Школа жизни» Сабит Муканов. Они встречались в Пресногорьковском волисполкоме в январе 1921 года. Дерябин погиб в конце февраля в бою с отрядом Ивана Дурнева. Убитого привезли в Пресногорьковку и похоронили в центре села.

Трагедия крестьянско-казацкого восстания 1921 года не обошла стороной семью известного пресновского писателя Ивана Петровича Шухова. В 1969 году писатель составил план «Пресновских страниц», в котором отметил наиболее значимые события в нашем крае – войны, революции, восстания начала XX века, быт и обычаи горьколинейцев. Об этом писатель собирался написать. Выполнить столь грандиозную задачу Иван Петрович не успел – увидела свет лишь небольшая книжка, удостоенная Государственной премии им.Абая. В главе «год 1921-й» у Шухова значится: «Кулацко – эсеровский мятеж в Приишимье. Банда Ковалёва. Лозунг: «За базары – без коммунистов». Вторжение повстанцев в Пресновку. Брат на брата. Иван – с мятежниками. Дмитрий вместе с сестрой Паней – с коммунистами. Я – ЧОНОВЕЦ. Несу караул в ночи у штаба ЧОНа. Мой арест повстанцами. Казнь мятежниками Виктора Воропаева. Расстрел Нины Садчиковой и Нины Размановой. Гибель старшего моего брата Ивана. Отец откапывает в братской могиле труп Ивана. Привозит его убитого на салагах, укрытого рогожей к нам домой. Иван на скамье – в кухне нашего дома. Оттаивает. Кровь сочится в подставленные под скамью тазы и ведра. И в эти же дни – смерть молодой жены Ивана – Нины. И тут же смерть и их новорожденного сына» (в кн: Шухов И. Очерки. Воспоминания. Письма. Собр. соч., т.5. — Алма-Ата,1983,с.566-567).

Само время выдвигало тогда на первые роли людей неординарных, бесшабашных, отчаянно смелых. Были среди них авантюристы, охотники за удачей. Многие из них по-нескольку раз переходили из одного лагеря в другой, командуя массами людей, подчиняясь страшной логике гражданского противостояния. Они неминуемо становились жертвами созданной ими же системы, служение которой не гарантировало спокойную старость, скорее наоборот. Молох революции пожирал своих детей вплоть до 1956–го года и лишь после известного съезда внутреннее противостояние обрело внутри системы другой уровень…

Молчание свидетелей даже через многие годы становится понятным – в гражданской войне нет победителей, остаётся только тяжкое чувство непоправимости и желание забыть то, что мозг стремится бессознательно вытеснить из памяти, иначе невозможно с этим жить…. Вот примеры таких людей.
О командире партизанского отряда, созданного в период колчаковщины, Дмитрии Алексеевиче Ковалёве автор ранее писал в своих книгах. В воспоминаниях о нём много непонятного, противоречивого — и порой трудно отличить, где легенда, а где — правда.

К моменту начала восстания Ковалёв занимал должность волостного комиссара в Анновской волости. 14 февраля он получил известие о взятии повстанцами Петропавловска и 15 февраля все имевшие оружие и лошадей мужики выехали на сборный пункт в Пресногорьковку, ставшую основным очагом сопротивления движущимся по линии станиц восставших.

Всесвятская волость оказалась беззащитной и 1 марта банда Линдберга вошла в Анновку. Петр Ковбаса сумел выскочить из капкана и к вечеру примчался в Пресногорьковку. Чуть позже сюда же добрался Николай Чеботаренко и попал в штаб красных…

Семен Степанович Дучкин, уроженец ныне не существующего села Сретенка, рассказал о встрече Чеботаренко с Ковалёвым:
«Перед ним за обеденным столом сидит светловолосый начальник среднего роста. Он что-то пишет на листе бумаги. Сзади него стоит широкоплечий высокий детина с черными усиками. Он, перегибаясь через плечо светловолосого, читает исписанный листок и, кивая головой, поддакивает:
— Да-да-да! Так-так-так! Я тэ ж думаю…Так краще будэ.
— Ну как! — спросил начальник, окончив писать.
— Ясно-понятно!
— Ага, ясно. Это хорошо. Бери приказ. Немедленно исполнять. Бить изо всех орудий, чтобы бандитов не осталось. Лопушки проклятые!

Детина схватил бумагу со стола и выскочил из хаты.

Начальник встал с табуретки и протянул руку Николаю. Это был легендарный командир партизанского отряда, анновский большевик Ковалев Дмитрий, герой казахских аулов Карасу. О нем даже старики сказки детям рассказывали. К нему в отряд со всего уезда шли добровольцы: русские, казахи, украинцы.

— Здорово, земляк! С какой вестью? – спросил он. — Говори смелее, – он тряхнул утвердительно головой, подмигнул правым глазом и приятно усмехнулся… «Не дрейфь, парень. Тут все свои в доску». Взгляд у него спокойный, почти голубые глаза веселые, очень добрые и чуть озорные. Николай никому не поверил бы, если бы ему сказали, что у командира отряда такой нежный, почти девичий взгляд.
— В нашем селе банда Линдберга, — говорит Николай.
— Знаю, дорогой, знаю, — сказал Ковалев и сердито процедил сквозь зубы: «у, гады».
Глаза у него вдруг потемнели, лицо затянулось суровой кремнистой сеткой, брови нахмурились. Его гневный взгляд как раскаленное шило, пронзал все насквозь. Он будто переродился в дьявола, теперь не был похожим на голубоглазого добряка. Чеботаренко поглядывает на него и рассказывает. Ковалев ходит за столом от печки к окну и снова к печке. Думает, молчит и смотрит куда-то далеко вперед. Кажется, совсем ничего не слышит.

Когда Николай назвал убитых анновских большевиков, с которыми Ковалев вместе рос и учился, командир отряда остановился на месте и закипел еще большим гневом. Он поднял кулаки вверх и крикнул: — Ну, погодите. Гады! Убийцы проклятые! Колчаковцы недобитые! Хватит, дорогой, мне все ясно. Хорошо, что ты здесь, хочу тебя послать тайно в Урицкое с пакетом. Это очень важное задание. Его не каждому доверишь. Есть у меня надежные люди, но не могу я их послать. Каждый у дела. Но главное, за каждым из них атаманские шпики бродят. Пошлешь кого – нибудь-сейчас же атаману донесут. Порубают, черти, в дороге и пакет заберут. Ты для них приезжий крестьянин, приехал и уехал. Им не до тебя.
— Попробую.
— Ну вот и хорошо. Я так и думал. Постарайся, брат, услужи крестьянству. В Урицке стоят регулярные части Красной Армии. Им этот Линдберг, что слону груша. Ам, и нет!
— Эх, как хочется самому в Анновку, — вздохнул Ковалев.- Я там каждого суслика знаю – в два счета навел бы порядок. Поймал бы сома. Разбойника, торговца Богомолова. Но тут в Лопушках сильная банда. Рискованно дробить отряд. Всего триста бойцов. В бумаге я все отпишу. Береги пакет, если почувствуешь беду, уничтожишь его. Тогда в Урицком на словах сам все расскажешь».

В это время в Анновке члены уисполкома Шмегельский, Дмитрий Магдибора отстреливались из револьверов, но были убиты. Раненого в ногу Г. А. Дьяченко, пытавшегося застрелиться, схватили, раздели, сняли валенки, разбили голову прикладом и оставили умирать на дороге. Он пытался ползти в сторону села, но так и окоченел. Похоронили его в Анновке, позже, по просьбе жены прах перевезли в Веселый Подол. Остальных активистов Давида Лукашова, Зименко Петра, Акима Ивашина, Марка Шмегельского, шестнадцатилетнего комсомольца Семена Рыбкина, увезли в Дмитриевку и убили. Ковалёв вошел в Анновку 3 марта, а ночью его отряд уже бился с Линдбергом в Дмитриевке и рассеял его банду. В этом бою ковалевцы понесли невосполнимую утрату — был тяжело ранен молодой комсомолец из Фёдоровки Илья Петухов. Медсестра отряда Анна Сергеевна Сухарева сделала ему перевязку, но рана оказалась смертельной. До 12 апреля отряд Ковалева совместно с регулярными частями Красной армии подавлял восстание в Кокчетавском уезде, но в середине апреля нарочный из Звериноголовской привез в Анновку приказ: «Банда численностью в 5000 человек в пяти километрах от станции Петухово перешла линию железной дороги и движется вверх по реке Ишим с целью перейти реку в верховьях и уйти в Монголию».

Вновь сборным пунктом стала Пресногорьковка – отсюда отряд, пополняясь по пути все новыми бойцами, через Кабань и Екатериновку двинулся наперерез повстанцам. В селах и станицах не было лошадей – банда забрала всех, лишая Ковалева возможности посадить весь отряд в седло. В Таракановке был допрошен перебежчик, показавший, что повстанцы остановились в Белоградовке отдохнуть и устроить банный день. Через Ишим переправляться было опасно – лёд оказался ненадёжен. В Коновалке к Ковалеву присоединился батальон красноармейцев. Сводный отряд около 800 человек обошел Белоградовку с юго-запада и вынудил банду повернуть в обратном направлении на Всесвятское. Ковалёв быстрым маршем, стремясь обогнать банду, выдвинулся во Всесвятское, опасаясь за семенной фонд, приготовленный для посева. Ему удалось опередить повстанцев, которые от Ананьевки повернули на север. Между Весёлым Подолом и Ананьевкой был зарублен 50-летний коммунист Малолетко Феодосий Григорьевич – его узнал ночевавший в его доме закупщик скота, знавший о принадлежности хозяина к партии большевиков. Он похоронен в братской могиле вместе с Григорием Афанасьевичем Дьяченко.

Банда прошла мимо Федоровки через Пресногорьковку на Починовку. Жители Камышловки лихорадочно прятали семенной хлеб, потеря которого означала голодную смерть. Ковалев шёл по пятам до Давыдовки и села Саламатного под станцией Лебяжьей Курганского уезда, где повстанцы были окончательно разгромлены частями Красной армии. Семен Пригородов, секретарь Пресногорьковского сельсовета вспоминал: «Нам с председателем Михаилом Петровичем Канахиным трудно приходилось работать. То и гляди влепят бандиты из-за угла пулю в лоб или подожгут хату. Иногда по – несколько дней скрывались в лесах от свирепствовавших бандитов, грабивших магазины и искавших работников ревкома. Приезжаю однажды в станицу из поездки по окрестным деревням, а в квартире полный погром. Жена сидит на кровати, бледная как стена. Обыск учинили бандиты Дурнева, сказали, что из-под земли достанут, хотели убить». Забрали с собой Егора Григорьевича Ларюшина, позже его тело привезли родственники и похоронили в центре станицы, на площади.

Родился Ковалев на Дону в хуторе Крылова. В начале столетия большая семья безземельного казака Алексея переезжает в Анновку, в «дальнюю Сибирь» — так называли тогда карасульские степи. Дмитрий с детства опекал младшего брата Ивана, Они вместе окончили 4 класса. Отец отдал братьев в работники к богачу Куртанову, Ковалевы пасли его табуны в Омских и Исилькульских степях. Потом Первая мировая война, школа при части, звание «фельдфебель» и контузия. После госпиталя служил в Петропавловске В 1917 году полк восстал, офицеры разбежались и Дмитрий возглавил солдатские массы. Вызвал к себе отца, будто за барахлом, загрузил большой ящик оружием, даже пулемет сунул туда и скрытно от отца сумел переправить и замуровать дома в лежанке все оружие. Братья Ковалевы скрывались от мобилизации и создали весной 1919 года партизанский отряд с базами в аулах и в лесу. Колчаковцы лютовали. Торговец С. Д. Богомолов привел в Анновку отряд колчаковцев. В Сретенке каратели расстреляли Андрона Чернорота, а в Анновке устроили настоящую бойню, мучили даже женщин. Богомолов донес колчаковцам, что поп Рожков Григорий Васильевич сообщает партизанам, где находятся колчаковцы. Всыпали попу сорок шомполов, и сбросил Григорий навсегда поповскую ризу. Партизаны скрывались в аулах, изредка совершая нападения на колчаковскую милицию. Их кормили казахи, давали им лошадей. Дмитрий носился между аулами, не слезая с коня, его ноги – «калачики» еще больше согнулись от частой верховой езды. После войны Ковалев – председатель ревкома в Урицком (Всесвятском) и командир отряда по борьбе с кулацкими восстаниями. В конце 30-х Ковалёвы подаись в родные края, в Ростовскую область. Дмитрий был председателем артели «Маяк Ильича», потом крупного колхоза, создавал МТС. В 1933 году его вызвали в Москву и поручили ответственную работу по строительству крупного завода КИМ в Кунцево под Москвой. 1 октября убит при исполнении служебных обязанностей. Остались две сестры и младший брат, комиссар отряда Иван (похоронен в Москве).

Чем занимался Дмитрий Ковалёв на игольно-платинном заводе в Кунцево неизвестно. Известно только, что в это время на заводе активно проводились аресты рабочих-латышей, которые якобы, пытались помешать развитию производства и занимались вредительством. Срочно отвели корпус под изоляторы и кабинеты следователей. Расширяли и ряды чекистов, понадобились надежные люди вроде Ковалёва…
Долго ещё в степном краю помнили о партизанском командире. Еще в 60-е годы можно было услышать о нём такую легенду о битве Ковалева с белогвардейцами, предводительствовал которыми Жвалов. «Бились они три дня и три ночи. Тогда вышел Ковалев и сказал: «Ну, басманник, давай силой померяемся». И сошлись они, только сабли сверкали. Сломалась сабля у Жвалова, а Ковалев отбросил свою и опять сошлись они. Как два клубка катались по земле. Одолел Ковалев. Задушил он Жвалова. Но только приподнялся он, как грянул выстрел, и упал красный командир. Какое несчастье! После боя бойцы отправились хоронить своего командира. В великом молчании подъехали они к нему, а он живой! Вылечил врач командира, и опять рубил он белых». Человек по фамилии Жвалов реально существовал. Как оказалось, его фигура в наших местах было не менее знаменита в те годы, чем личность Ковалева. В документах ЧК он проходит как урядник Оренбургского казачьего войска Иван Денисович Жвалов, эсер. Перед революцией он проживал с семьей в Пресногорьковке и Макарьевке, в гражданскую командовал карательным отрядом, ловившим по лесам дезертиров из белой армии. При отступлении белых на восток Жвалов осел в Красноярске, где сумел выправить себе документы на имя Акима Базарова, вступил в большевистскую партию и служил в середине 1921 года в рабоче-крестьянской инспекции Барабинска. За короткий срок им были созданы подпольные ячейки в городах Барабинске, Тюмени, Кургане, Омске, Петропавловске, Боровом, Павлодаре и ряде сел. Основная идея организации – создание Сибирской автономной крестьянской советской республики. Вместе с подъесаулом Алексеем Антоновичем Карасевичем (1900 -1922), участником Западно-Ишимского восстания, получившего ранение при взятии Петропавловска, Жвалов-Базаров строил планы вооружённого восстания. 20 июня 1922 года оно началось, но не получило развития. Как отмечалось в обвинительном заключении, «выступление не увенчалось даже частичным успехом, исключительно благодаря тому, что вовлечённые случайно в организацию середняцкие элементы в самый решительный момент поняли, что свержение рабоче-крестьянской власти противоречит их насущным интересам, и на открытый конфликт с Советской властью не пошли». По делу базаровско — незнамовской организации было арестовано в Новониколаевской и Омской губерниях около 200 человек. Судебный процесс состоялся 21 апреля — 18 мая 1923 года в Новониколаевском губернском суде под председательством С.Чудновского. Руководители подпольной организации были расстреляны.
Одним из наиболее известных героев гражданской войны в Петропавловском уезде был Никифор Иосифович Комаха (1898 гг.р.), из семьи крестьян-переселенцев основавших Королёвку. Он был богатырского сложения и обладал отменным здоровьем. Легенды о нём были разными – одни партизаны рассказывали о долгом бое с врагом летом. Другие — о зимнем подвиге, и все они обрастали всё новыми подробностями. По наиболее близким к событию воспоминаниям очевидцев складывается такая картина.
Будучи разведчиком в отряде Ковалева Никифор ходил на самые сложные задания. В этот раз разведчик наткнулся на бандитов Линдберга у озера Жаман и не смог уйти от них по глубокому снегу. Страшно порубили его тогда и бросили в снегу умирать. Он лишился пальцев, была разрублена нога, но Комаха выжил. Его обнаружил местный житель: «Еду це я за сином, а солнце уже нызенько. А кругом билый сниг. Аж очи риже. Тилько один куст ракиты у дорози чирние. Тут коняка видраз як фыркне и в степь. Я за ним. Бачу, а пид кущом мужик порубан. Замерз, бедолага. В степу никого нема. Звалыв порубанного на сани, прикрыв сином и до дому. То був Комаха, вин зовсим умирав. А теперь шкандыбае и горилку пье»( восп.1930 года).

Это был человек неиссякаемой энергии и никогда не падавший духом. О нём сочиняли песни и распевали по всей округе:

Далеко за Акчакулем, под кустом ракиты,
Коммунист лежит в сугробе, кажется убитый.
Обсыпает прядь волос снегом ветерок,
Солнце светом освещает каждый волосок,
Пал израненный Комаха у дорожных вех,
Кровью алой обагрился карасульский снег.
Весь порубан, весь изранен шашкой беляков,
Стонет в поле на морозе, стынет в жилах кровь,
Солнце тонет за кустом, гаснет свет, бледнеет
Белоснежный нос и щеки, ноги коченеют…

Люди шли к Комахе, как к своему защитнику от произвола во все дни его жизни. Говаривали, что он заезжал прямиком в райком партии на коне, разбираться с партийными чиновниками. Умер в 1957 году, могила его на королёвском кладбище безымянна, остался ободранный железный остов, да и самого села уже нет…Наверное о таких людях сказал поэт: «Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей».

Общую картину того зловещего времени дополняют сухие строчки документов, за которыми стоят человеческие жизни, порушенные судьбы, растоптанная молодость и кошмар гражданской войны, об уроках которой нельзя забывать ныне живущим поколениям людей.

Из документов:

7 марта 1921 г.

При объезде сел и деревень, освобожденных от банд, мною замечено, что 250-м стр. [елковым] полком и 26-м [кавалерийским], причем последний [называется] полком Стеньки Разина, производятся массовые грабежи и насилия над мирным населением… Как пример привожу село Чебаковское, где без всякого следствия расстреляно пять крестьян. Расстрел произведен следующим образом: брались крестьяне в подводы и по выезде из села расстреливались, а лошади и подводы брались. При наличии подобных случаев со стороны Кр [асной] Армии для контрреволюции является еще факт, на который она может опираться при своей провокации: «Вас грабили советы, а Кр [асная] Армия грабит и расстреливает».
Инструктор побрига отдельной кав [алерийской] Покровский
РГВА. Ф. 16. Оп. 2. Д. 88. Л. 52. Машинописная копия.

Из донесения начальника колчаковской милиции Петропавловского уезда от 23 мая 1919 г. управляющему Акмолинской областью о художествах красного «партизанского отряда» большевика Жиляева в селе Всесвятском:
«Ограбили переселенческий медицинский пункт на 50 000 рублей, Всесвятский племенной рассадник на 50 000 рублей, убили врача Троицкого и его жену. Причём осмотром трупов установлено, что над врачом Троицким и его женой были пытки. Троицкого совершенно раздели, вырвали глаза, перерезали тупым орудием горло, нанесли штыковые раны в грудь и спину, жену изнасиловали, перерезали горло тупым орудием и нанесли семь колотых ран в грудь. Дальнейшим расследованием установлено, что жители Всесвятской волости ограблены на 1 500 000 рублей»
ГА РФ. Ф. р-147. Оп. 8. Д. 14. Л. 275-275об.

Во время восстания в Кустанайском уезде происходили жестокие, изуверские расправы, в том числе над некоторыми местными священнослужителями. Архиепископ Оренбургский Мефодий доносил Высшему церковному управлению о том, что во время крестьянского восстания в марте-апреле 1919 г., под воздействием агитации пяти инородцев, были зверски убиты священники сел Боровского и Алешинского Кустанайского уезда. Причем священника села Боровского отца Дроздова повстанцы (вероятно, попавшие в их ряды отъявленные уголовники или дезертиры) распяли, а у его жены вырезали груди.
Ист: Зверства большевиков // Тобольские епархиальные ве-домости [Текст]: религиозный журнал. – Тобольск. – 1919. –
№ 11. – С. 178

Действия белогвардейцев в Кустанайском уезде, весна 1919 года.
Сельский корреспондент А. Соболев так описывал в газете «Степной крестьянин» приезд карательного отряда в поселок Львовский Кустанайского уезда: «6 марта ночью набат. Вскочили – казаки. Летают по улицам и рубят. Бившему в набат снесли голову… 12 человек вырвались из поселка. Казаки подожгли несколько домов. Началось насилование женщин. …Зимой трудно было скрываться в поле, и почти все попались в руки казаков и милиции. В церковной сторожке били и истязали дезертиров нагайками, шомполами, прикладами и подолгу оставляли лежать связанных в лужах крови. Полуизрубленные, исколотые, все 12 человек были столкнуты в прорубь. …».

Подробнее об истории города читайте в нашем проекте Исторический Петропавловск