Хива, отворяй ворота!

Автор Сергей Виниченко, историк. В середине семидесятых годов я прочёл занятный рассказ Валентина Пикуля «Хива, отвори ворота!», в котором ярко описан злосчастный поход императорской армии на Хиву в 1839 году. Так случилось, что через несколько дней после знакомства с Пикулем брат принес найденную в огороде медаль. Мы с трудом разобрали на её реверсе едва заметную надпись «За Хивинский поход 1873 года».

Тогда нам было непонятно, откуда в наших местах появилась такая находка? Где Хива, а где Северный Казахстан? Кто был обладателем медали?

Среднеазиатские походы XIX века довольно хорошо изучены исследователями. Участники баталий оставили многочисленные воспоминания, письма, документы. Увидели свет и фундаментальные труды, подобные объемной книге генерала М.А.Терентьева «История завоевания Средней Азии», опубликованной в 1906 году.
Шесть сотен казаков 1-го военного отдела, составлявшие первый полк, под командованием полковника Семена Елгаштина участвовали во взятии Коканда и Андижана, Намангана и Бухары. Подавляющее большинство были казаками поселков Пресногорьковской и Пресновской станиц. В Хивинском походе 1873 года в документах и воспоминаниях их участие отражено фрагментарно. Изучив воспоминания туркестанцев, мне удалось понять вклад сибирцев в общее дело, восстановить хронологию их движения в составе Туркестанского отряда генерала фон Кауфмана.

Итак, во взятии Хивы принимали участие семьдесят казаков первого сибирского полка. Все они, а также офицеры хорунжии И.Трошков и Н.Симонов (будущий генерал от кавалерии), служили в ракетной батарее, в конвойной сотне генерала Кауфмана и в конвое начальника отряда генерала Головачева.
(О ракетной артиллерии читайте в материале Антонины Казимирчик Предшественники космических ракет)

1 марта 1873 года войска покинули Ташкент и отправились на соединение с оренбургским и мангышлакским отрядами. Замыкала колонну ракетная батарея под командованием штабс-капитана Янушева. Дивизионами командовали поручики Янцын и Н. Куропаткин Горожане вышли за крепостные стены проводить уходящих неведомо куда военных. Многие, помня предыдущие неудачные попытки овладения Хивой, полагали, что навсегда прощаются с уходившими на верную гибель служивыми.

Холодный весенний дождь, превративший дорогу в непроходимое месиво, дополнил мрачную картину прощания. Отощавшие за время зимовки верблюды, тащившие на себе восьмипудовый груз, скользили по липкой жиже и с криками валились на дорогу.

Темп движения был медленным и лишь 10 марта отряд подошел к стенам Джизака и расположился на бивак у речки, ожидая прибытия генерала К. П.фон Кауфмана. Через три дня колонна двинулась вдоль Нуратинских гор. Дождь усиливался, ветер зло трепал знамена и промокшие шинели. Дождь перешёл в снег, который был чрезвычайной редкостью здесь в это время года. Началась настоящая ледяная метель, и казаки будто оказались на родине, в Петропавловском уезде.

Верблюды окончательно встали у селения Нурск, где отряд оказался у нескольких плохоньких юрт, оставшись вовсе без фуража. Батарейцы имели в своих тороках суточную дачу ячменя, чай, сахар, сухари и по куску говядины. Обоз с палатками, бельём, кошмами и кухней безнадёжно отстал в метельной мгле.
Вьюга бушевала всю ночь. Офицеры не давали казакам расслабиться, чтобы не уснули – заставляли ходить, бороться друг с другом и петь походные песни.
Как только установилась погода, вперед был выслан отряд из двух сотен казаков и ракетной батареей под командованием подполковника Главацкого с целью помешать отравлению колодцев на пути следования основных сил.

В урочище Халаат силами всего отряда 24 апреля было заложено полевое укрепление Святого Георгия. Этому решению немало способствовала хорошая родниковая вода. Местность же была пустынна и уныла. Всё время, пока казаки строили укрепление, стояла невыносимая жара, песок был повсюду — платки на лицах не спасали глаза, рот, нос, уши. «…С прибытием на Халаата окончился для Туркестанского отряда мирный период похода, период трудный, как все степные походы, а впереди ожидался и еще худший, — вспоминал военный инженер Александр Ботт, — отряд, дожидаясь отставших транспортов с провиантом, занялся устройством укрепления как опорного пункта нашего тыла; саперы кроме сего занялись постройкой хлебопекарных печей, частью грунтовых, а частью из кирпичей, которые собирали из развалившихся мазанок. В печах выпекли первый за весь поход хлеб, который показался всем после сухарей большим лакомством. Укрепление, построенное на небольшой возвышенности, представляло собой редут горизонтальной профили, на 200 человек гарнизона, в котором кроме того были устроены склады: артиллерийский, инженерный и провиантский. Склады эти устраивались в холме, который заключался в редуте, в виде широких минных галерей без обшивки. На вершине этого же холма поручиком Роппом была построена наблюдательная башня из жженого кирпича на глине, с отделкою мраморными плитами и таковыми же писаными призмами, взятыми с ближних развалившихся могил. Работал весь отряд. Саперные офицеры были руководителями этой постройки. При насыпке бруствера помогал саперам какой-то киргиз (казах-прим.С.В.), который поражал всех невероятным успехом работы…».

Перед отрядом генерала фон Кауфмана лежала пустыня, которую надлежало перевалить за один переход с двумя-тремя привалами.

В разведку были высланы казаки во главе с генералом Бардовским. Они должны были почистить колодцы Адам-Кырылган, но 27 апреля на марше были атакованы туркменами и понесли потери – были ранены два офицера, четыре казака и несколько джигитов-казахов. Главацкий отправил раненых в тыл, благо, что нападение состоялось всего в восемнадцати верстах от укрепления, а сам прошел до колодцев, вслед хивинцам.

Пески в районе Адам-Кырылгана знаменитый путешественник Вамбери описал так: «Пусть читатель вообразит себе необозримое море песку: с одной стороны высокие холмы, как волны, взбитые, на эту высоту страшными бурями, с другой – те же волны, разбежавшиеся мелкой зыбью. Точно тихое озеро рябит западный ветер. В воздухе ни птицы, на земле ни насекомого, только местами следы разрушений, уничтоженной жизни в виде белеющих костей людей и животных. И над этим страшным песчаным морем южное жгучее солнце, сильно накаляющее песок… Для довершения картины пусть читатель вообразит себя в этой пустыне с отяжелелой головой, томимого жаждой, двигающегося шаг за шагом около вьюков. Таков поход в этой стране смерти. Летом местность эта еще ужаснее. Она недаром носит название «Адам-Кырылган» — погибель человека».
Зато колодцы здесь были мелкими, вода близко подходила к поверхности и добывать её не составляло великого труда.

30 апреля в укреплении остались лишь казачьи сотни и ракетная батарея для прикрытия отряда с тыла. Основные силы ушли к расчищенным колодцам Адам-Кырылгана.

Казаки находились в постоянной боевой готовности — кроме пустыни им предстояло сразиться с туркменами, знавшими местность, как свои пять пальцев. Кроме того, они имели отличных скакунов, купленных на восточных базарах, и никто не мог состязаться с ними в искусстве джигитовки.
Первого мая начался переход пустыни. Лошади вязли в песке по самое брюхо и быстро теряли силы, часть поклажи приходилось брать на свои плечи, а к вечеру казаки — ракетчики усмотрели костры, в которых сгорали вещи, отягощавшие караван – пылали в ярком пламени бухарские палатки, запасные сапоги, саквояжи, сахар и свечи… То, что не сгорало тут же зарывали в песок. С водой было худо – верблюдов становилось все меньше и меньше. Они падали на ноги, и поднять их не было никаких сил.
Уже 2 мая бивак представлял печальную картину. «Люди бродили как тени, исхудалые верблюды и лошади еле держались на ногах, всюду виднелись потухающие костры. Разбросанные вьюки, и только цепь часовых стояла в порядке на всех фасах бивака и угрюмо смотрела в беспредельную даль» (Н.Симонов)… Было пройдено двадцать верст.

Случай помог войскам и обрёк Хиву на падение. Старый казах, погонщик верблюдов, показал место, где были выкопаны три колодца с водой в местечке Алты-кудук.
Вода была на вес золота, её старались налить в любую подходящую тару – чайник, бутылку, фляжку, манерку. У колодцев стоял неописуемый гвалт и делёж воды. Её пили тут же и вновь пытались добыть новую порцию живительной влаги. А день только начинался и солнце лишь чуть-чуть поднялось над барханами. В батарее казакам выдали по куску лимонной кислоты, так как воды хватило не всем – её давали только пехоте.
Пришлось вернуться на Адам – Кырылган и завязать «дело» с хивинцами, гарцевавшими на барханах в черных высоких шапках.
Они атаковали обоз, особенно передовые цепи стрелков, в хвосте колонны их отбрасывали артиллерийским огнем казаки — ракетчики.
Преодолевая постоянное сопротивление колонна вышла к озеру Сардабакуль. Здесь, наконец, вдоволь напились люди и животные. Дальше блестела водами Амударья. Хивинцы без сопротивления бросили укрепленный лагерь в Уч-Учаке и кинулись бежать по дороге вдоль реки на север. Многие бросились в лодки и начали переправу. Ракетная батарея тотчас открыла настильный огонь по реке. «Неприятное шипение ракет вместе с клубами пороховых газов и разрывами навели такой страх на противника, что многие хивинцы побросались в воду или попрятались за борты своих лодок, отчего одна из них села на мель». Всадники тоже унеслись вдаль, подальше от огня «чёртовых пушек», как они называли станки.

Подъехавший генерал Кауфман предложил казакам снять с мели лодку. Несколько добровольцев вызвались сделать это, но быстрое течение едва не унесло их вместе с лодкой. К тому же, за ее бортом оказались хивинцы, открывшие беспорядочную стрельбу. Они были убиты выстрелами с берега. Лодку с быком и несколькими баранами доставили к берегу. Великий князь Николай Константинович Романов так описал этот эпизод: « Мы пришли туда через полчаса, выдвинули ракетный дивизион; я приказал Уральской сотне спешиться, и открыли огонь по хивинским лодкам. Одна из них была под красным флагом. Потом узнали от пленных, что это был один из диван-беги. Она была уже далеко, а последнюю наши выстрелы осыпали, многие из нее кинулись в воду, одна лошадь упала, на ней был провиант, бараны и бочки. С левого берега и с лодок нам отвечали выстрелами из фальконетов.
Кавалерия быстро отступала от нас по барханам, вдоль берега, не удалось нам порубиться шашками. Раз, видя гибель товарищей на лодке, которые тонули, конные туркмены собрались в толпу и остановились, но, увидав шипящие ракеты, летевшие к лодке, быстро повернули и марш-марш скрылись из виду. Наши казаки и киргизы (казахи – прим.С.В.) поймали несколько человек и множество лошадей. Все они вооружены курковыми ружьями, шашками, пистолетами. Ни одного не только фитильного, но даже кремневого. Лодка села на мель, уральцы бросились вплавь с лошадьми и с шашками и, взобравшись на нее и надев хивинские халаты и шапки (они были голые), сдвинули ее с места и пригнали к берегу. Лодка-трофей оказалась огромная, способная поднять до 800 пудов».

Свежего мяса люди не ели уже много дней и обходились мясом павших лошадей, которое съедали без соли, поэтому добыча оказалась весьма кстати. После 80-ти верстного перехода долго сидели у костра казаки, вспоминая минувшие дни.
На другое утро пехотинцы доставили железные понтоны и началась переправа.
14 мая генерал Кауфман с конвойной сотней казаков выехал к городку Хазараспу, но был встречен пушечными ядрами. Пришлось заняться стоянкой — шесть сотен и ракетчики в течении трех суток добывали в окрестностях Шурахана порционный скот для отряда, который тем временем весь переправился через Аму-Дарью под огнём хивинских пушек.
29 мая 1873 года Хива была взята тремя объединенными отрядами – туркестанским, оренбургским и мангышлакским. Были освобождены около десяти тысяч пленников хивинского хана, представляющие собой настоящий интернационал – русские, казахи, киргизы и множество малых народностей. Они были пленены хивинцами во время хищнических набегов, продавались на невольничьих рынках и были обращены в рабов, не чаявших когда-нибудь обрести свободу.

В город стали стекаться толпы людей для уплаты наложенной контрибуции. Туркмены платить не собирались, поэтому сводный отряд генерала Головачева выступил 8 июля к Хазавату. Отряд состоял из восьми рот, восьми сотен, десяти орудий и восьми ракетных станков. Кавалерию составляли шесть сотен туркестанцев, и две сотни кавказцев – судженцы и дагестанцы. 13 июля отряд дневал в городе Ильялы, население которого сплошь состояло из мирных узбеков. Разносчики фруктов, лепешек и молока дали знать командирам о гибели изрубленных туркменами пяти казаков и офицера Каманецкого. Толпы туркмен пытались атаковать отряд, но огнем ракетных батарей были отброшены от лагеря. Пущенные ракеты рикошетировали по гладкой солонцеватой почве и наносили большой урон коннице.
Генерал Головачев приказал построить прикрытие из арб для сохранения обоза, после чего кавалерия и ракетная батарея вышли навстречу огромной толпе туркмен в несколько тысяч всадников. Янушев приказал дивизионам открыть огонь прямо в темную ночь. Всадников было около шести тысяч, и около четырех тысяч пеших, которые сидели на конях, держась за всадников. Соскочив с коней, они с яростью бросались в рукопашный бой. «Было много туркмен, которые шли в бой в одном белье с завязанными глазами, с одними ножами и серпами в руках».
Несколько пусков ракет оказались неудачными – они разорвались прямо в станках. Но теми, что удалось выпустить, был нанесен ощутимый урон противнику – лошади в лаве становились на дыбы, боясь скакать на артиллерию. Пять взорвавшихся станков ранили половину прислуги. Взрывы станков объяснялись тем, что в ракетах, доставлявшихся на тряских хивинских арбах, были разбиты запальные трубки. Урядник Лещев и пресногорьковский казак Горшков получили ранения одной ракетой. Урядника заменил у станка казак станицы Пресноредутской Черепашков, чей ракетный станок был поврежден окончательно.
В этом бою погибли штаб-офицер и пятеро нижних чинов, были ранены — генерал, четыре офицера и 32 солдата. Преследование туркмен завершилось 17 июля. Был разгромлен огромный лагерь — захвачено около трех тысяч арб и 12000 голов скота.
Туркестанские войска переправились через Аму-Дарью и заложили Петро-Александровское укрепление у города Шурахана. После чего вернулись в Ташкент. Казаки прошли через урочище Мин-Булак в форт Перовский, к месту службы Первого полка.
Все участники похода получили медаль «За Хивинский поход 1873 года». 14 сибирских казаков были награждены Георгиевскими крестами, а хорунжии Трошков и Симонов получили чин сотника и ордена св. Анны 4 ст., св. Станислава 3 ст. с мечами и бантом.

Старший урядник Андрей Шерстобитов был награжден крестами 3 и 4 степеней. Крестами 4-й степени награждены старшие урядники Лаврентий Лещев, Василий Попов, младшие урядники Петр Черепашков, Андрей Набоков, Иван Лавринов, Иван Золотухин, приказный Стратон Пустовалов, казаки: Александр Горшков, Михаил Путинцев, Иван Печенкин, Степан Лыткин, Яков Терехов, Василий Путинцев. Андрей Докучаев произведен в младшие урядники.
Таким образом, общая картина участия казаков-сибирцев в Хивинском походе была мною восстановлена. Судя по службе в артиллерии и конной разведке вклад сибирцев в Хивинском походе был весьма существенным.
Поиск полного списка горьколинейцев — участников взятия Хивы, пока не увенчался успехом…
Кому из семидесяти участников Хивинского похода принадлежала медаль, найденная пресногорьковскими школьниками полстолетия назад, установить не представляется возможным…

Сергей Виниченко, историк