40-лет в пустынях Южного Казахстана жил и работал врач-паразитолог и эпидемиолог, кандидат медицинских наук Давид Ефимович Генис.
Сам он так определил задачу своих мемуаров: «Однажды понял: всё, что видел и делал, проработав более сорока лет врачом в Южном Казахстане, в труднейших условиях зоны пустынь и сельской местности на территории Кызылординской области, незаметно выветривается из головы. И пришел к мысли записать всё, что еще остаётся в памяти. Так родилась книга «Заметки врача: сорок лет в пустынях Казахстана». Книга — это сборник отдельных воспоминаний и ситуаций из моей практики и жизни. Ничего выдуманного. Многие эпизоды, к счастью, еще живы в тайниках моего мозга. О них и пишу. Кроме того, долгом и важной частью моих мемуаров считаю вспомнить и отдать долг уважения и признательности моим коллегам, друзьям, помощникам, специалистам, с которыми встречались по жизни или совместно занимались выявлением, лечением, борьбой и профилактикой паразитарных и инфекционных болезней».
Сейчас Д.Е.Генис живет в США, но не теряет связь с коллегами, которые, судя по их откликам на книгу, по-прежнему ценят огромный профессиональный и жизненный опыт доктора, вместе с которым боролись с опасными болезнями.
Ондатру ловили и… болели.
Однажды, еще в 70-х годах, позвонил коллега из отдела особо-опасных инфекций.
— Давид Ефимович, вы больных туляремией видели?
— Нет, с этой «младшей сестренкой» чумы не встречался.
— В инфекционное отделение нашей областной парень поступил. Сейчас мне оттуда сообщили. Говорят: — туляремия. Я туда собираюсь, компанию составите?
— Да, Владлен Алексеевич, спасибо, конечно, идем. Помню же, когда-то ее, пока не
был открыт возбудитель, считали даже легкой формой чумы.
Мы отправились в областную больницу. Персонал знакомый. Без проблем для нас. Накинули белые халаты, зашли в палату. На койке молодой парень. Состояние как будто нормальное. О том, что туляремия ближайший родственник чумы, явно не догадывается. Ему, наоборот, интересно, что это врачи бегают на него смотреть. На левой стороне шеи хорошо виден крупный «узел» (бубон). Это воспаленный лимфатический узел c уже начавшимся изъязвлением.
— Сильно болит?
— Да не особенно.
— Как себя чувствуешь?
— Нормально.
В данном случае заболел солдат из воинской части, потому он и попал в нашу больницу. Жаловаться, видимо, не привык, хотя голову держит прямо. Явно шеей крутить больно. Да и антибиотики уже в дело пошли… Были солдаты где-то возле озер и то ли поймали, то ли подстрелили ондатру, а наш пациент снимал с нее шкурку. В этот момент шея зачесалась. Конечно, почесал…
Не стали мы его разочаровывать. Болезнь далеко не из «приятных». Я даже сфотографировал этого больного с его «уникальной шишкой». Так выразился один наш доктор. Уникальность была в редкости этого заболевания в наших краях. Не могу, правда, сказать, что случаев туляремии не было ни до, ни после этого. Скорее всего, были. Сельские медики вполне обычными антибиотиками могли, в какой-то мере, справиться и без анализов, пролечить как «осложненное» воспалительное заболевание. Диагноз придумать всегда можно: абсцесс, фурункул, лимфаденит. Вроде бы похоже…
Могу сослаться на мнение специалиста: У. Избанова (Алматы, 2010) в автореферате своей диссертации пишет о том, что в Казахстане у более чем половины больных врачи устанавливали диагноз туляремии через 15-35 дней со дня обращения. Она же опросила 180 медицинских работников о знаниях этой инфекции. Итоги оказались не в пользу медиков. Да и сами пациенты спокойно реагировали и не спешили за медицинской помощью, лечились домашними средствами.
Проще говоря, и медики мало знают о туляремии, и больные без паники. Это отмечено в 2010 году, так что говорить о давних временах ХХ века? В Казахстане в 1950-1959 годы заболели туляремией 4651 человек. Получили вакцину, начали делать профилактические прививки. И в следующем десятилетии заболели всего 313 человек. Вплоть до 2009 года число заболевших не превышало нескольких десятков. В Кызылординской области в 2006-2007 годы было выделено восемь положительных проб от грызунов и клещей. Природа, как сберкасса, хранит нашего врага.
Военные стратеги изучали возможность применения возбудителей туляремии в качестве бактериологического оружия. Туляремия не вызывает высокую смертность, но может надолго лишить человека трудоспособности или боеспособности. Особенно опасна в случае развития легочной формы. Об этом пишут современные специалисты. Вот такая «сестренка»… Озер в наших краях было много, немало водилось в них всякой живности, в том числе и ондатры. Ловцы-охотники этой озерной зверушки иногда болели, так на то и болезни, чтобы ими болеть… В интернете нашел отчетные данные Минздрава Казахстана: в стране было зарегистрировано 16 больных туляремией в 2005-2006 годы. Значит, инфекция, хоть и несильно, продолжает там гнездиться…
Прогноз старого рыбака
Но уйду от туляремии, вернусь к ондатре. Она была завезена из Северной Америки и акклиматизирована в озерах европейской части России еще в начале ХХ века. Оттуда попала и в Казахстан, в частности, в озера и низовья Сырд
арьи. В наших местах было много озер, изобилие рыбы, действовали рыбацкие колхозы. В первые же годы работы в районе я часто бывал в поселке Берказань (Бырказан, с казахского — «Один казан». Так казахи называли пеликанов, которые в своем мешковидном клюве могли собрать казан рыбы). Там, у местных охотников, я впервые и увидел ондатр, которых отлавливали и живыми отправляли в Белоруссию, где занимались восстановлением ее численности после войны.
Ондатра прекрасно плавает и ныряет, строит свои хатки на воде из тростника, веток и другого подручного материала. Вход в такую хатку всегда под водой. Однажды я попал по нашим медицинским делам в небольшой аул вблизи озера. Хозяйка начала готовить обед, по опыту знал, что дело это долгое. А тут хозяин говорит мне:
— В нашем озере ондатра водится.
— В природе я никогда этих зверьков не видел, пойду, посмотрю.
— Иди.
Старый рыбак при этом хитро улыбнулся.
Ходил я по берегу озера, на воде ко всем кучам камыша (в наших краях так называли тростник) приглядывался, вдруг «чудо» озерное выглянет. На солнце внимания не обращаю, ноги замочил, пока лазил по камышам. Правда, летом не страшно, у нас в это время хорошо тепло, не очень простудишься. Ходил долго, потом откуда-то изнутри сигналы стали поступать. Это мой пустой желудок о себе напоминать начал. Делать нечего, вернулся. Народ уже обедает.
Хозяин смеется:
— Видел?
— Нет. Попрятались, что ли, или на соседнее озеро убежали?
— Ондатра не бегает. Где дом, там и живет. Здесь камыша много, для нее корм. Как тебе ходить, жарко было?
— Еще как. Солнце работает на совесть!
— У ондатры шубу видел? Как думаешь, в жару, днем, ей надо выходить? Нет, она днем спит, в своем доме прячется. А вечером или ночью, а часто и утром, она выходит на кормежку и другие свои дела делает. Так что ночевать оставайся, бесбармак будем делать, а ты вечером на берегу сидеть будешь, ондатру ждать.
— Спасибо, но времени нет оставаться.
— Тогда садись, будем чай пить. Ондатры уже мало стало. Можешь и не увидеть.
В таких случаях говорят, тот старик как в воду глядел. Я еще много лет в области после той встречи работал, но ондатру так больше нигде и не встречал. Так, возможно, потому и случаев туляремии меньше стало?
Ондатра достаточно крупный, до одного-двух килограммов весом, красивый зверек с прекрасным коричневатым мехом. Но он в наших местах в пятидесятые годы почти не ценился. Местные дамы ондатровые шубы не шили и не носили. Казахи предпочитали шубы и большие шапки, хорошо защищавшие от холодных пронизывающих ветров, шить из волчьих шкур.
Чумологи подарили мне тушку ондатры, я поместил ее в наш музей. Приятный темно-коричневый мех так и хочется погладить. Приходил народ, тоже любовался. Правда, спустя несколько лет, кто-то украл эту тушку из нашего музея.
Много позже ондатра и у нас вошла в моду и стала цениться. Шубы или шапки ондатровые все видели даже на стоящих на трибунах первых руководителей.
А самого зверька — не приходилось. Но… по тем временам она уже почти исчезла.
Куда же она подевалась? Тоже интересный вопрос.