Владимир Тимирев. За грехи родителей

Летом прошлого года в Москве произошли два события, заметных только некоторым любителям искусства и истории. Первое — на 101 году ушла из жизни известная в 30-х годах красавица Наталия Алексеевна Кравченко. Второе — состоялась выставка картин из Музея изобразительного искусства г. Нукуса.

В огороде бузина — в Киеве дядька? Вовсе нет! В самой середине 30-х годов 15-16-летнюю Наташу Кравченко по-юношески горячо любил 20-летний художник Володя (его все близкие называли Одя) Тимирев, а в Нукусе хранится более сотни его картин. Вот и сошлись звезды!

Любители искусства очень жалели, что ни одной акварели Оди сотрудники музея не привезли на выставку. Зато журналисты раззвонили: «умерла невестка Колчака». Неймется им! Ради сенсации готовы даже придумать несуществующее супружество совсем молодых людей и родство с одиозным адмиралом! И ничего, что юноша если видел Колчака, то совсем ребенком, когда недолго жил с родителями в Гельсинфорсе? На всякий случай напомним, кем были родители юноши, где находится Нукус и как в его «Эрмитаж пустыни» попали прекрасные акварели Оди.

Владимир Тимирев родился 20 сентября 1914 года в Петрограде, в семье морского офицера Сергея Николаевича Тимирева (1875-1832) – тогда флаг-капитана штаба Балтийского флота. Сергей Николаевич служил на многих судах Балтфлота. Одно время он командовал «Полярной звездой» — императорской яхтой Александра III и Николая II, а уже одно это стало криминалом после революции.

Во время гражданской войны контр-адмирал С. Тимирев был отправлен на Дальний Восток. Там якобы он командовал Морскими силами белого движения, которых, как уверяют современные историки, и в помине не было, а контр-адмирал сначала скрывался в Японии, а затем жил в эмиграции в Шанхае. Иначе его судьба едва ли сильно отличалась бы от того, что произошло с его однокашником и коллегой Колчаком, расстрелянным в Иркутске в феврале 1920 года. О себе Сергей Николаевич с иронией говорил, что он был единственным в мире адмиралом, который командовал китайским пароходом. Его воспоминания были изданы под названием «Воспоминания морского офицера. Балтийский флот во время войны и революции (1914—1918 гг.)». Там ни слова о личной трагедии –только о флоте.

Контр-адмирал С.Н.Тимирев, по рассказам друзей-эмигрантов, радовался, что сын его оказался «не в потерявшей лицо русской эмиграции», а остался в России, где он «будет полезен». Мечты – мечты!

Одя очень любил отца и писал ему письма до 1928 года, когда переписка с заграницей в СССР была запрещена. Оказалось, это тоже криминал – позже юношу обвинили в подозрительных связях с зарубежьем, Сергей Николаевич умер в Шанхае в 1932 году, оставив современным историкам решать задачу, почему он не вызвал Колчака на дуэль или «хотя бы не набил ему морду», когда тот увел у него жену. Может, тогда гражданской войны на востоке России не было бы?

Да что там переписка с отцом! Молодой художник оказался виноватым даже в том, что был пасынком этого самого Колчака! Как будто мама с ним советовалась, кого ей выбрать «в гражданские мужья»!

Мать Оди, Анна Васильевна Тимирева (1893—1975), вошла в историю как спутница последних, самых драматических, лет жизни Верховного Правителя России.

«Я была арестована в поезде адмирала Колчака вместе с ним. Мне было тогда 26 лет, я любила его, была с ним близка и не могла оставить его в последние дни его жизни», – так написала Анна Васильевна Г.М. Маленкову в письме с просьбой перестать гонять ее по ссылкам. Но ответа не получила — тогда было не до нее, сильные мира сего делили власть.

Колчака не могла оставить, а вот сына… Одю мать отправила в Кисловодск к своим родителям полуторагодовалым, а привезла в Москву уже восьмилетним… Ее племянник Илья Сафонов писал; «Жизнь Володи с первых его дней проходила в зловещем зареве эпохи, под канонаду, которая то удалялась, то приближалась. Когда Анна Васильевна была с адмиралом, с 1918 года и до его гибели в 1920 году…, Володя воспитывался в семье Сафоновых в Кисловодске. Дед Анны Васильевны был известный человек — дирижер, директор и строитель Московской консерватории, занимался популяризацией русской музыки, ездил с концертами по всему миру. Его по праву считают создателем симфонического оркестра в США. У Василия Ильича было десять детей; две девочки умерли в детстве, а из восьмерых шестеро стали музыкантами, двое – художниками».

В такой семье Володя не скучал ни в городском доме деда, ни в его загородном имении. Мальчика там обожали, учили музыке, рисованию и языкам и ласково называли Одей. Так он и вошел в историю — Одя Тимирев. Но что за время выпало на долю всей этой семьи! Возможно, малыш и не понимал, что происходит вокруг, но над курортным городком пронеслись первая мировая и гражданская войны. Какие-то банды врывались в дом его деда и, видимо, зная о связи одной из дочерей музыканта «с правителем омским», неоднократно выводили всю семью якобы на расстрел, но всякий раз в последний момент отменяли казнь. В один из таких страшных дней в феврале 1918 г. В.И. Сафонов скоропостижно скончался «от сердечного удара». Семья осиротела. В 1921 году умерла бабушка мальчика Варвара Ивановна. Одю забрала к себе сестра деда, а через год его отвезли в Москву.

Удивительно, какие совпадения случаются в жизни! Через много лет после ухода из жизни, Василий Ильич помог своей дочери. Американский пианист Ван Клиберн, победитель московского конкурса им. Чайковского, заявил журналистам, что его «музыкальным дедушкой» был не кто иной, как Василий Сафонов, создатель сначала Московской, а затем Нью-Йоркской консерватории. Оказалось, педагогом Вана Клиберна была русская пианистка, ученица В.И. Сафонова. Только тогда в СССР вспомнили про дочь Сафонова Анну и в 1961 г. назначили ей, по ходатайству Д. Шостаковича, Н. Обуховой и И. Козловского, пенсию в 45 рублей «за заслуги отца перед русской и мировой музыкальной культурой». Знаменитости возмущались: такая мизерная сумма! Но тогда родственники «обычных жертв репрессий» получали пенсии в 13 руб, 60 коп., а Анна Васильевна, ставшая персональным пенсионером, получила возможность лечиться в больнице … старых большевиков. Чудны дела твои, Господи!

В Москве после окончания школы Владимир Тимирев поступил в архитектурно-строительный техникум, потом в институт по той же специальности. «Ага! – говорят некоторые авторы. — Это так его «преследовали за неправильное происхождение» ?! И на какие деньги он учился? Ведь образование тогда было платное!»

Да, платное! Только плата была совсем не такая, как нынче. За год обучения в старших классах школы, в техникуме или в вузе даже в 50-е годы нужно было заплатить сумму, равную месячной зарплате рабочего, а хорошо успевающим студентам полагалась стипендия. Только в те годы плату за обучение отменили.

Володя ушел со второго курса вуза, может быть, потому, что его больше всего интересовало искусство – живопись, графика, а не стройматериалы. А может, и потому, что юноше приходилось зарабатывать деньги для себя и для матери. Одя брался за любую работу, связанную с его дарованием, — с рисованием. С 16 лет он делал рисунки для газет, иллюстрировал детские книги, получал заказы и в больших издательствах, например, на иллюстрацию книги Джека Лондона.. Он всегда очень много работал. Бывая у матери в ее крошечных «минусовых городках», Одя отовсюду привозил карандашные и угольные наброски и эскизы, преимущественно акварельные. Их было так много, что сейчас они хранятся в трех крупных музеях и во многих частных собраниях.

В 1933 году Владимир Тимирев стал штатным художником в Научно-экспериментальном институте игрушки в Загорске. Этот удивительный городок, основанный в 1337 г. легендарным Сергием Радонежским, и соседние села с древних времен славились народными промыслами. Наверное, у многих в детстве были двигающиеся деревянные медведи или ярко раскрашенные кубики –конструкторы. Вот такие игрушки делал и Одя.

Давно нет на свете людей, о которых рассказывается в этой статье, а в запасниках единственного в стране Музея игрушек сохранились некоторые чудесные поделки, сделанные Одей Тимиревым в 30-е годы. Они даже выставлялись недавно в экспозиции музея «История игрушки». Там была композиция, сделанная его руками, «Парк культуры им. Горького»: палатки и аттракционы, действующий фонтан, человечки из пенопласта и дерева –всего 176 фигурок. Сохранились еще ярко раскрашенная игрушка-каталка в виде петуха и набор «Чум ненцев». Все исполнено с необыкновенной тщательностью, заботой, вниманием. Видно, что человек любил свое дело.

В Институте игрушки Одя неплохо зарабатывал, что позволило ему заниматься рисунком в студии известного книжного графика Алексея Ильича Кравченко. Зимой занятия проходили в городе, где у Кравченко была квартира из восьми комнат, а летом – на даче на Николиной горе, в знаменитом поселке художников. Прекрасная природа этого местечка, вылазки на пленер в компании с друзьями – все это так нравилось молодым художникам и… создавало атмосферу влюбленности. Попал в эту «сладкую ловушку» и Одя Тимирев. Та самая Наталия Алексеевна Кравченко, ушедшая из жизни нынешней весной в 101 год, в те годы была юным прелестным 15-16-летним созданием и уже в детстве слыла красавицей. Ее с удовольствием рисовали отец и его знаменитые друзья-художники. Сохранилось около полутора десятков живописных портретов «восточной красавицы». Кавалеры разного возраста вились вокруг нее как мухи вокруг меда. Родители присмотрели для дочери солидного жениха, довольно высокопоставленного человека. И среди молодых учеников отца девушки были претенденты на руку и сердце Наташи. И тут появился Одя…

Спустя шестьдесят с лишним лет о нем так вспоминал его друг, художник Макс Бирштейн: «Я прожил весьма большую жизнь и никогда не встречал юноши более одаренного, талантливого, обаятельного и прекрасного, чем Одя Тимирев. Высокий, стройный, с темными мягкими волосами, большими синими глазами, он был одарен всесторонне. Ведь он специально не учился ни живописи, ни рисунку, но его искусство было отмечено безукоризненным вкусом и высоким профессионализмом».

Понятно, почему родители девушки всполошились. Они были, как позже стали говорить, номенклатурой: ездили в длительные командировки в разные страны Европы и в США, жили в Италии более года, а значит, находились под пристальным вниманием соответствующих служб. А тут Одя… С биографией его мамы.

Об этом юношеском романе написано едва ли меньше, чем о Колчаке и Анне. Почти все мемуаристы убеждены, что мать Наташи сначала пригрозила Оде, что ему будет плохо, если он не оставит ее дочь в покое, а потом, по заявлению А.В. Тимиревой, ее сын получил анонимное письмо с такими же угрозами. С Наташей тоже «провели работу» — она вроде бы охладела к Володе и стала принимать ухаживания его соперника. А куда отправляются разочарованные в любви юноши? Конечно, в странствия по свету!

Брат Макса Бирштейна, друга Оди по техникуму, устроил ребят в экспедицию на Каспий… по изучению планктона. Что два юных художника делали на судах научно-промысловой разведки? Рисовали, конечно, и вели дневники экспедиции. Так в коллекции работ Владимира Тимирева появилось море, корабли, пейзажи казахстанских берегов Каспия. Друзья привезли из экспедиции столько прекрасных акварелей, что в Москве с успехом прошла их совместная выставка «По Каспию». Вскоре В.Тимирева приняли в Союз художников СССР. И это в 22 года!

Вернувшись из экспедиции, Одя встретился с Наташей Кравченко и отдал ей каспийские дневники. Девушка сохранила их. Теперь они частично опубликованы в книгах — воспоминаниях о так рано погибшем художнике, и мы можем узнать, какое впечатление произвели на московского художника море и казахстанские берега.

«…Показались розовые горы, на розовом небе. И бирюзовое море. Вот уже второй день оно бирюзовое. Из-под киля шмыгают осетрята, стрелками. Вода продернута солнцем, как нитками, во всех направлениях. К вечеру горы выросли в лиловые стены, зажегся маяк и началась романтика. А тут еще луна вылезла. Спасу нет. Сидел на бушприте, ел дыню и мечтал о разных разностях…».

Море не всегда было бирюзовым, а небо – розовым. Несколько дней так штормило, что суденышко едва держалось на воде, а команда страдала от качки, голодала и мучилась без табака. Одя пишет: «Выяснил сегодня у капитана, что 2/3 команды — только что отбывшие наказание каналоармейцы. То-то я смотрю — как есть бандиты и жулики». Это были «исправленные трудом» строители Беломорканала, отправленные для дальнейшего перевоспитания ловить рыбу на Каспий, далеко не все из них были «невинно пострадавшие».

Сохранились и воспоминания о юном художнике одного из участников экспедиции: «За несколько дней юноша стал здесь своим. Улыбчивый, ясноглазый – он был хорош собой, легко сходился с людьми, его постоянно окружала стайка местных ребятишек. Море захлестнуло его сердце. Он и писал его таким, каким чувствовал, передавая настроение, навеянное хмурым утром или ветреным днем».

В 1937-м Одя снова едет на Каспий, во вторую экспедицию. Теперь он назначен начальником рейса на судне Его второй дневник тоже заполнен описаниями моря, корабельной жизни, но нет в нем ни слова о близких или о матери. Знал, как это опасно для них? Чем же?

Вот что рассказала Наталья Кравченко: «…Когда Одя опять вернулся, и опять был много со мной, он настаивал, и я дала обещание, что выйду за него замуж…Это было в марте, вероятно, в самом конце марта 1938». Родители, по словам девушки, согласились и уже любовались молодыми. «Они понимали, какой Одя человек и нам будет интересно». Но … «Буквально через два-три дня он исчез. Для меня это было потрясение, которое трудно даже передать».

Наташа отправилась домой к Тимиревым, но там ей сказали, чтобы она больше никогда не приходила… Мать Оди тогда уже допрашивали в одном из отделений московской милиции, «применяя физическое воздействие».

Двоюродный брат Оди, Кирилл Сафонов, пишет: «Володю забрали 22 марта 1938 года. Как это происходило, на эту тему домашних рассказов не было: люди сторонились об этом говорить, это было одно из страшных воспоминаний…Я видел документы в Володином деле. Видел протокол обыска. Забрали у него какие-то вещи, почему — непонятно. Скажем, от отца у него осталась дворянская шпага, из семьи Тимиревых — кортик. Вот это забрали, и это пропало, кануло в недрах КГБ. Он отсюда исчез и словно бы попал в некое черное пространство. Ни слуха, ни духа, ни отзыва. Потом было объявлено, что это десять лет без права переписки. …Ему вменили в вину то, что он якобы собирал сведения о советском рыболовном флоте на Каспии в пользу германской разведки. 23-летний человек, почти мальчик, совершенно еще не расправивший крылья. Он как бутон, он еще не стал тем, чем должен бы был стать. И жизнь его обрывается…».

Знала ли Наташа, что причиной исчезновения жениха была ее мать, так и осталось неизвестным. Но по Москве ходили упорные слухи, что именно искусствовед Ксения Степановна Кравченко написала в НКВД донос на жениха дочери и его мать –«куртизанку Колчака».

Кириллу Сафонову не удалось найти донос в деле В.С.Тимирева, но уже реабилитированная Анна Тимирева, разыскивая хоть какую-то информацию о судьбе сына, написала в заявлении в те же органы, что мать Наташи Кравченко угрожала ее сыну устно и что Одя на Каспии получил анонимку с требованием прекратить отношения с девушкой. Опять: «… а то будет плохо и не только ему».

Тут, возможно, был и другой повод для расправы с юношей. Незадолго до ареста Одя признавался Наташе, что его несколько раз вызывали в НКВД и соблазняли службой в разведке за границей. Он отказывался и говорил, что хочет «только рисовать, быть художником». Одя отказывался, но понимал, что это чревато последствиями. Конечно, он был нужен органам. При его обаянии, образованности его можно было бы заслать для определенных целей на Запад: сын контр-адмирала Тимирева, пасынок Колчака – его бы там на руках носили! А он все «нет» да «нет». Такое не прощалось. Так что в доносе не было никакой необходимости.

Официально Владимир Тимирев обвинялся по трем пунктам: что переписывался с отцом-эмигрантом, был «пасынком Колчака» и, наконец, что он был немецким шпионом и во время своих экспедиций собирал на Каспии информацию «о развитии рыбной промышленности, состоянии рыбно-консервных заводов, а так же производил зарисовки объектов рыбной промышленности». Якобы сведения и рисунки В. Тимирев передавал соседу немцу Линку.

Вот копия этого обвинения.

ЗАМ НАЧ УГБ УНКВД МО

Майор гос. безопасности

(Якубович)

ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

(По следственному делу № 5038 по обвинению ТИМИРЕВА Владимира Сергеевича)

Произведенным расследованием установлено, что ТИМИРЕВ Владимир Сергеевич в 1934 году был завербован немецким разведчиком ЛИНК Павлом Фердинандовичем, для к-р шпионской деятельности.

По заданию ЛИНК — Тимирев, будучи участником Океано-Географической экспедиции, собирал и передавал ему сведения о развитии рыбной промышленности, состоянии рыбо-консервных заводов, судоверфей, а также производил зарисовки объектов рыбной промышленности.

Допрошенный в качестве обвиняемого, ТИМИРЕВ В.С. виновным в к-р шпионской деятельности себя признал».

Решением Комиссии НКВД и Прокуратуры СССР от 17 мая 1938 года Владимир Тимирев был приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение на Бутовском полигоне Москвы, где в те весенние дни были казнены более тысячи человек…Среди них – около сотни художников.

Судьба Владимира Тимирева стала известна только в ноябре 1956-го, после десятков запросов его матери. Анна Васильевна получила стандартный ответ. «Дело по обвинению Тимирева В. С. пересмотрено Военной Коллегией Верховного Суда СССР 27 октября 1956 года. Постановление НКВД СССР от 17 мая 1938 года в отношении Тимирева В. С. отменено и дело за отсутствием состава преступления прекращено. Тимирев В.С. реабилитирован посмертно».

А художник-график Наталья Кравченко и ее мать прожили долгую жизнь, обе проиллюстрировали сотни книг. Но только в одной из них под названием «Акварели» Наталья Алексеевна изложила свою версию гибели ее когда-то любимого Оди.

Художественные работы В.С. Тимирева хранятся в Музее искусств в Нукусе — более 100 работ; в Пермской художественной галерее (около 15 работ); Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина тоже купил две акварели. Работы Владимира Сергеевича Тимирева в 1979 году экспонировались в Москве на выставке «Художники первых пятилеток».

Так Одя Тимирев вернулся из забвения.

 Продолжение темы:

http://www.pkzsk.info/tvoya-lyubyashhaya-sonya/

Подробнее об истории города читайте в нашем проекте Исторический Петропавловск