О Кустанайском восстании 1919 года в областном центре не дает забыть стена из красного кирпича, у которой года были расстреляны восставшие против колчаковского режима жители города и окрестных деревень. Во многих поселках до сих пор стоят краснозвездные обелиски, ими отмечен путь карательных отрядов белой армии.
В ушедшие 70-е годы прошлого столетия бабушки еще пугали детей именем одного из наиболее одиозных фигур периода гражданской войны в нашем крае — Ванягина. Мрачной тенью приходит к нам штабс-капитан 4-го Тюменского полка с пожелтевших страниц рапортов, из воспоминаний очевидцев. Погоню за этой тенью автор начал давно, с целью выяснения судьбы Ванягина, но, как и положено всякой тени, он всегда неуловимо ускользал…
Барон А.Будберг, сподвижник адмирала Колчака, в марте 1919 года записал в дневнике: «В тылах неблагополучно, серьезное восстание расползается в Кустанайском уезде, туда послан казачий генерал Волков, известный своей решительностью, сегодня он уже доносит, что две главные банды им настигнуты и истреблены…».
На подавление восстания в селе Мариинском Атбасарского уезда из Курганского военного округа генералом Константиновым был направлен особый карательный отряд во главе со штабс-капитаном 4-го Тюменского полка Ванягиным. Отряд состоял из двух полурот, численностью 117 человек, усиленный двумя пулеметами. 12 апреля каратели вошли в Пресногорьковскую. Поручик Спиридонов повел полуроту на уничтожение партизан Дмитрия Ковалева, а полурота Богоявленского направилась к Ксеньевке и Федоровке. Ксеньевский крестьянин Иван Штанько вспоминал: «Колчаковцы свирепствовали. В воскресный день, когда все жители все отдыхали, они установили на площади три пулемета. Офицеры с адъютантами и солдаты подошли к зданию сельского Совета, к сборне, как мы называли этот дом. В селе началась облава. Через некоторое время каратели подвели двух наших односельчан – Василия Ивановича Титова и Василия Савельевича Левченко. Следом за ними сюда были доставлены еще трое: мой брат георгиевский кавалер Р. Л. Штанько, Ф. С. Щербак и председатель Ксеньевского сельского Совета Лаврентий Федорович Чипенко. Они были арестованы за то, что прятались от колчаковцев, а Л. Ф. Чипенко – за укрытие своих товарищей. Выдал их некий Андрианов. Недалеко от Ксеньевки он встретил отряд колчаковцев. Те были рады случаю и под страхом расстрела выпытали, где в селе скрываются мужчины, уклоняющиеся от мобилизации. Андрианов смалодушничал и привел белогвардейцев к месту, где находились В. И. Титов, В. С. Левченко и И. М. Воина. Когда солдаты стали издеваться над братом и товарищами, я не выдержал и бросился в здание Совета. Там меня били прикладами винтовок. Выскочив на улицу, в толпе я заметил еще несколько мужиков. И среди них брата Михаила. Быстро сообщил им, чтобы немедленно уходили, так как их могут арестовать. Через некоторое время на крыльце дома появился писарь. Он зачитал приказ о том, чтобы жители приготовили колчаковцам семь подвод для перевозки арестованных в Федоровку. Мне было не безразлично, кто поедет сопровождать людей на бричках, и я вызвался поставить свою подводу, чтобы в дороге организовать побег брата и его друзей.
Планы мои сорвались, когда в мою подводу посадили трех карателей, и я ничего не мог сделать. В дороге все молчали. На половине пути один солдат пересел на другую подводу. С двумя оставшимися я завел разговор. Те стали объяснять, что они не хотят воевать против народа. Поверить им было трудно. Тем более что они все спрашивали, где находится партизанский отряд. По их словам выходило, что они хотят примкнуть к нему. В свою очередь я спросил:
— Что сделают с арестованными?
— Расстреляют, — ответил один из них.
Я находился в таком положении, что ничего не мог придумать, как спасти людей. Время шло, и дорога была короткой. От Ксеньевки до Федоровки всего 18 километров. На пути только один лес, который мы уже проехали.
Когда до Федоровки остались считанные километры, я пересел на подводу, где сидел мой брат и его друзья. Здесь им передал свой разговор с солдатами и предложил в Федоровке с наступлением темноты сделать побег.
Но каратели, по-видимому, заметили мое волнение и, когда до Федоровки осталось всего два-три километра, они усилили охрану. Бежать было невозможно. Мы вернулись домой, не совершив задуманного.
На утро узнали, что наших односельчан расстреляли на Федоровском озере. После этого сообщения я запряг лошадей и поехал к месту расстрела. Подъезжая к озеру, я увидел трупы людей и около них охрану.
— Можно забрать домой? – показывая на убитых, спросил я у солдат.
— Нужно взять на это в штабе разрешение, — ответил один из них.
В штабе сидели три офицера. Я объяснил им цель моего прихода. Они начали расспрашивать, кто я, откуда приехал, где находится партизанский отряд. На последний вопрос я им ответил, что не знаю. Тогда один офицер, вероятно, старший, дал разрешение забрать тела односельчан. Когда подъехал к федоровскому озеру ближе, увидел зловещую картину. Трупы были страшно изуродованы. Исколотые штыками, изрубленные шашками, они лежали на берегу как попало». В центре погоста в Федоровке стоит хорошо видимый с шоссе Петропавловск — Кустанай обелиск с фамилиями местных жителей — И. И. Бужинский, В. Ф. Пеньтюхов, М. Г. Глатенко, В. Е. Шниткин, И. В. Тястов, А. Тырнов. Об этих событиях рассказывала Клавдия Савкина, жена одного из расстрелянных: «К приходу карателей многие жители успели укрыть в надежных местах всех, кто не хотел служить в белой армии. Муж с четырьмя товарищами прятался в бане на околице села. Колчаковцы вызывали на допрос каждого жителя и спрашивали, где спрятано оружие и дезертиры. П. Г. Лабковского так избили, что вскоре он скончался от побоев. Потом началась облава. К нашему дому подъехали 15 верховых и окружили двор. Офицер стал спрашивать, где прячется муж и бил меня плеткой по голове, кричал, что не пожалеет сына. От удара я потеряла сознание и очнулась в церкви. Старичок-староста не отпускал меня, сказал, что видел, как группу мужчин вели к озеру. Отец с матерью уговорили меня спрятаться с маленьким сыном в погребе на огороде. Муж мой, Владимир Акимович Шниткин, и его товарищи были изрублены шашками и брошены в заброшенном огороде». В Сретенке белые расправились над Андроном Черноротом, фронтовиком, унтер-офицером.
Допросы вел сам начальник отряда Богомолов. По всему селу поднялся переполох, беляки рыскали в домах, сараях, скирды сена, соломы протыкали штыками – искали спрятавшихся беглецов. Чуть не задели штыком Лукьяна Наконечного, зарывшегося в скирду. Последним допрашивали Чернорота, но результатов от него не добились. Андрон хорошо знал, что на вверенной ему территории скрываются беглецы, знал и где они находятся, но никого не выдал. Богомолов рассвирепел от неудачных поисков и безрезультатного допроса и всю злобу свою выместил на председателе земуправы. Андрона Чернорота вывели из дома, повели к церкви и там, выстрелом в спину, убили. В Троицком был расстрелян дезертировавший из армии крестьянин Александр Владимирович Купко. В Исаевке (ныне Чапаевка) за околицей у болота были убиты и похоронены в братской могиле Яков Кубрак и Савчук.
Известный краевед В. В. Стародуб приводит свидетельство М. И. Карпеты, тогда 14-летнего паренька, о Ванягине: «Одетый в черный костюм, а не в армейскую форму, высокий, красивый мужчина со сросшимися бровями, великолепный кавалерист и хороший оратор». 17 апреля рано утром карательный отряд вошел во Всесвятское.
Здесь с помощью купца Н.Климова был составлен список недовольных новой властью. На другой день жителей села согнали к церкви. Штабс-капитан произнес речь с паперти, назвав Всесвятское «большевистским кублом». Речь была завершена пулеметной очередью над головами жителей, сделанной со звонницы. «Каратели разбрелись по поселку, мародерствовали, творили беззаконие, пили и гуляли», — пишет В. В. Стародуб. Вечером 19 апреля за околицей села проводились массовые расстрелы, которыми руководил поручик Попов. Пьяный караул всю ночь добивал штыками раненых. Спаслись трое (М. Сиренко отполз в залитый водой кладбищенский ров). По свидетельству очевидцев событий, во Всесвятском убиты 123 жителя. «Карательный отряд капитана Ванягина, проходивший после подавления восстания, реквизировал хлеб, масло, поросят, мясо, брички, скот и прочее, не платя ни за что денег. Насиловал женщин и даже выпорол священника о. Лобановского, признавал начальник Петропавловской уездной колчаковской милиции» (акад. М. К. Козыбаев). 20 апреля каратели выступили в ближайшие поселки.
В Анновке нещадно секли нагайками все население – не пожалели даже священника Рожкова. Были расстреляны Комарницкий П., Зименко П., Ванжа А. Е., Дьяченко Е. М., Шмегельский М., Зименко П. А., Мамонов Ф., Рыбкин К. Р. Раненых добивали штыками. Родственников расстрелянных высекли нагайками. Штабс-капитан пригрозил: «Если кто еще выступит против власти, то семья будет уничтожена, а дома сожжены». В окрестных аулах и хуторах ванягинцы расстреляли более 70 человек.
По пути к Мариинскому ванягинцы убили в Сорочинке семь человек, в Ермаковке семь, в том числе руководителя повстанцев Александра Миронова, в Севастополе – 16, в Златоусте — около 40.
Автору удалось разыскать в архивах телеграмму подполковника Иванова, начштаба Курганского военного округа на имя начальника Западной армии. Привожу ее текст полностью. «Челябинск. 22 апреля. Начальник Всесвятского карательного отряда доносит, что: 17 апреля военная организация Всесвятского уничтожена в корне. Главный руководитель Миронов пойман и расстрелян. Из Всесвятского послан отряд в Сорочинское и Ермаково. В первом было отделение штаба Всесвятской организации, каковое уничтожено, расстреляно 8 человек. Второе оказалось небольшевистским, здесь расстреляно 2 сбежавших из Кустаная комиссара, много отобрано оружия. С отрядом расположился по квартирам в Ермакове, где провел несколько дней Пасхи, так как, благодаря распутице, движение дальше невозможно. Отсюда могу только послать небольшой конный отряд в ближайшие селения, таковой вышлю ночью 20 апреля в Севастопольское, где жители отказывались выдать зачинщиков. Как только можно будет двинуться – двинусь в дальние окрестности Всесвятского для восстановления твердого порядка и правильной работы местной администрации. Моя решительная расправа так подействовала на окрестность, что жители сами арестовывали большевиков и дезертиров и под конвоем привозили ко мне. Земская управа и милиция не пользовались никаким авторитетом. Теперь же им население оказывает полное подчинение и все распоряжения выполняются беспрекословно. Настроение отряда не заставляет желать лучшего. Слух, что в 150 верстах от нас к западу большевики опять зашевелились, требует проверки. Подпись: капитан Ванягин». В конце апреля каратели двинулись на юг на подавление мариинского восстания.
13 мая четыре пехотные роты отряда приняли активное участие в наступление на село Мариинское Атбасарского уезда. Две роты наступали в «лоб» повстанцам, две роты под командованием поручика Гаврилова совершали обход. Общее руководство взятием мятежного села осуществлял генерал Волков. В письменном рапорте командиру 4-го Тюменского полка из с. Мариинское Ванягин докладывал, что его отрядом расстреляно не менее 1500 человек и вместе с сотником Шайтановым восстание потоплено в крови. За участие в атаке на Мариинское ванягинцы получили 15 Георгиевских крестов и 10 медалей (как известно, на Южном фронте А.И.Деникин не награждал отличившихся в боевых действиях бойцов Георгиевскими крестами, считая, что на гражданской войне вручение этого знака отличия невозможно – прим авт.). 20 мая 1920 года на заседании Чрезвычайного революционного трибунала при Сибирском революционном комитете говорилось: «Особенно много пострадало восставших и случайных жертв — стариков, женщин и детей в селе Мариинке, ввиду отданного генералом Волковым приказания — большевиков расстреливать, имущество конфисковать в казну, а дома их сжигать… ворвавшиеся в Мариинку солдаты отряда капитана Ванягина сами определяли виновных, расстреливали их, бросали бомбы в дома, сжигали их, выбрасывали семьи расстрелянных на улицу и отбирали у них все. Сгорело тогда свыше 60 домов, погибло около 2000 человек. Ванягин был удостоен личной похвалы верховного правителя».
«Основные силы карателей были настигнуты отрядом Ковалева в поселке Ставрополка. Утром мы ударили по селу, занятому карателями. Они начали отстреливаться. Но, не выдержав натиска, отступили, и вплавь стали перебираться через реку Ишим. Здесь было уничтожено (по подсчету оружия) 75 колчаковцев. Остатки белогвардейцев отошли к Федоровке Кокчетавского уезда. Нашелся местный житель, указавший ковалевцам брод через реку» (очевидец). После переправы Ковалев дал приказание первому и второму взводам под командованием Якова Рыбкина и Спивака обойти ванягинцев с тыла, сам с основными силами наступал в лобовой атаке. Каратели ушли на Белоградовку Кокчетавского уезда, где, по словам Якова Кирилловича Рыбкина «мы одержали победу, которую в те годы, да еще в условиях партизанской войны, можно считать крупной. Взяли Белоградовку, захватив тачанки с пулеметами. Был убит Ванягин — одним палачем стало меньше на нашей родной земле».
Рыбкин ошибся: штабс-капитан остался жив. 25 августа 1919 года бывший карательный отряд штаб-капитана Ванягина (легкий отдельный батальон), состоящий из 3 офицеров и 141 солдата, прибыл на фронт в состав конной группы 2-й армии во 2-ю Сибирскую казачью дивизию, где начал формироваться 4-й Уфимский егерский батальон под командованием штабс-капитана Рогожкина. Батальоном в октябре командовал полковник Лебедев. А где же сам Ванягин? Он занимается привычной для него работой.
В воспоминаниях красноармейца А. П. Коляды мы вновь встречаемся с ним. «В августе 1919 года моего отца призвали в красную армию в деревне Зубаревка Звериноголовского района. Через неделю он попал в окружение на реке Алабуга (приток Тобола – прим авт.) у деревни Ясная Поляна. Краноармейцев сразу приговорили к расстрелу. Заставили копать самим себе могилы штыками и саблями, так как лопат не было. Матери сообщил об этом урядник Василий Бондарь. Она из Зубаревки на лошади с грудным Федей на руках приехала к месту расстрела. Мама хотела попрощаться с мужем. Ямы были выкопаны, смертники сели покурить, а урядник подошел к отцу взять кисет с табаком. Отец у него попросил попить воды, которая находилась в будке. Он попил воды и шепнул матери: «Я побегу!». Бежал зигзагами, чтобы не попали в спину. Впереди выскочил заяц, так отец не отстал от него. Сразу приговоренных не расстреляли, потому что ждали штабс-капитана Ванягина, чтобы он зачитал смертный приговор. Догнать отца не могли – лошади белых были спутаны и паслись. У матери отобрали ребенка и стали избивать шомполами, но урядник заступился и ее отпустили. Вскоре подоспели красные и освободили остальных семь человек. Ванягин так и не приехал. Вместе с отцом были солдаты из Ксеньевки – Штанько, Маевский, Безродний…». Федор Алексеевич Коляда (грудной ребенок в этом страшном эпизоде) окончил Пресногорьковскую школу. В 70-х годах служил военным советником от Советского Союза при президенте Г. Насере во время войны Египта с Израилем, генерал-майор. Внук беглеца – известный на весь мир драматург Николай Владимирович Коляда. Появись Ванягин чуть раньше и … Но, судя по кровавому следу, штабс-капитан отличался звериным чутьем на опасность и вовремя уходил от нее.
Еще 21 сентября 1919 года, в самый разгар Петропавловской операции, отряд из 60 человек под командованием Ванягина находился в Анновке Петропавловского уезда, занимаясь проведением мобилизации в белую армию.
В начале 1921 года небольшой отряд Ванягина после скитаний по казахским степям присоединился к отряду есаула Кайгородова в местности Оралго на реке Кобдо, что в Западной Монголии. Видимо, Ванягин партизанил с Кайгородовым в Горном Алтае до весны 1922 года или же остался с оренбургскими казаками Бакича и был расстрелян или убит в боях. В списках белоэмигрантов в Маньчжурии его нет. Не исключено, что штабс-капитан умер в глубокой старости где-нибудь в Австралии. Кто знает… Тень неуловима.
В статье использованы материалы из книги автора «Исход. Трагедия горьколинейных станиц в начале XX века», — Курган, 2014 г.
Подробнее об истории города читайте в нашем проекте Исторический Петропавловск