— Как думаешь, Альфи, возьмут наши мальчики сегодня медальку в пасьюте? — заговорчески подмигивает мне Машуня, одновременно стирая пальцем остатки варенья с морщинистой губы.
Пальцы у неё старые, узловатые, с обломанными ногтями. Да и сама, что говорить, не девочка. Отёчность, астма, диабет. Эта троица — при ней безотлучно. Склероз забредает регулярно, как к старой знакомой. А с некоторых пор и маразм старческий, похоже, круги у двери нарезать начал…
Ну, вот — накаркал! Теми же пальцами она чешет мне живот. Варенье оставляет липкий след, и это, как вы понимаете, не очень приятно. Но я непривередлив. А потому — лишь дёргаю усами и неопределённо фыркаю. Типа — я полон животных инстинктов. Что делать? У таких, как ваш покорный слуга, кормящую руку кусать не принято. Кстати, Альфи — это кличка. Так называет меня Мария свет Ивановна, коли настроение у неё игривое. А если что не нравится — тут уж, понятное дело, становлюсь я Альфонсом Петровичем или просто Паразитом.
На самом деле меня зовут… Впрочем, не важно! Если уж твое призвание — позволять старой грымзе любить красивого и молодого себя в обмен на кучу халявных благ, включая сюда и хлеб насущный, кличка Альфи, сокращённая от Альфонса, отражает суть не хуже, чем прозвище Зверобой у меткого охотника из романа Фенимора Купера.
— Ну, чего молчишь, мальчик мой? — игриво продолжает седовласая бегемотина. — Как считаешь: перестреляем мы сегодня норгов или они снова нас перебегают?
Вообще-то, чихать я хотел на весь этот биатлон, достал он меня за последние месяцы сильнее, чем фигурное катание. Середина марта на дворе, в наших южных широтах за окном всё зеленым-зелено, а они в своём Ханты-Мансийске никак по снегу не накатаются. Но я, естественно, ничего подобного не говорю. Наоборот, смотрю на свою кормилицу долгим и преданным взглядом. Я же знаю, как быстро тает женское сердце! Скоро у неё обед и… Может, чего вкусненького от щедрот своих подкинет. А то заладила: диета-диета!
Машуня понимает мой взгляд по-своему. Её голова опускается пониже, а слюнявый язык начинает слизывать с живота варенье. Вот же ещё напасть, на мою гм… голову. Ну почему, скажите Бога ради, ограничения на фильмах только «детям до шестнадцати» пишут. Я бы эти «Девять с половиной недель» и тем, кому за шестьдесят, смотреть запретил! Уж очень близко к сердцу они всю тамошнюю эротическую хрень принимают…
Внезапно из прихожей раздаётся переливистая трель. Звонят уверенно и настойчиво. Машуня бросает на меня вопросительный взгляд. А вот тут уж — фигушки. Переворачиваюсь на живот и укладываю голову на подушку. Потому как не барское это дело — по квартире метаться. Слышится тяжёлый вздох, и стоптанные тапочки шоркают по наборному паркету.
— Да, иду уже! — раздаётся после очередного «дзинь-донга» недовольный голос моей ненаглядной.
Громко щёлкает язычок ближайшей двери. Затем, уже еле слышно, клацает вторая. Рассердилась старушка, понятное дело. Она, если злая, всегда створками хлопает. Не страшно! Пока туда, пока обратно — оттает.
Больше из прихожей не доносится ни звука, а по телеку снова пошла реклама «Colgate»: ну, там, где от «одну половинку яйца…» и до «…рекомендуют стоматологи всего мира». Бред кошачий! Хорошо, что Машуня звук выключила. Можно, конечно, прокрасться к прихожей и послушать, что там и как, но я не дёргаюсь. Ничего важного сейчас у двери не происходит. Внук Машуни, Сергей, ещё один кормилец семьи и мой тайный недоброжелатель, появится вечером, а остальные Марьванне слово поперёк сказать боятся, так что можно расслабиться и подремать. Потому как — та ещё ночка выдалась. Бессонная практически…
***
Сколько я продрых, сказать не берусь. Помню, снилось что-то про пиратов. Наш двухмачтовый бриг сцепился с чёрной алжирской шхуной. Я стрелял в обнажённые по пояс фигуры из мушкета, колол их шпагой, потом отбивался кинжалом, но меня всё-таки скрутили, засунули в мешок, потащили по палубе…
И в этот момент вдруг почувствовал я, как бесцеремонные руки одним рывком стащили моё тело с дивана. Сердце пару раз испуганно дёрнулось и застыло. С какого дивана? Откуда на корабельной палубе какой-то диван? Что это вообще: пиратский сон, румпель вам в глотку, или чёрт знает что такое?! На долю секунды я завис в воздухе, а когда шмякнулся спиной об угол коробки и открыл глаза, вокруг была уже кромешная тьма. Со всей дури ущипнул себя за ногу. Заболело так, что ушибленный бок тут же вылетел из головы. Но темнота и не думала исчезать. Коробка тоже осталась на месте. Да что за фигня здесь происходит?! Пальцы быстро шарили вокруг. Мягкое, твёрдое, мягкое, твёрдое, твёрдое, твёрдое, а здесь снова мягкое… Вот так номер, жил-жил и помер! Судя по всему, я действительно незнамо как оказался внутри огромного мешка или баула из чрезвычайно толстой, хотя и гибкой кожи.
Мешок, к моему ужасу, тут же принялся раскачиваться из стороны в сторону, и при первом же его движении откуда-то сбоку на меня навалился холодный железный ящик с двумя стеклянными окошечками. Пришлось оттолкнуть его в сторону. Еще несколько коробок и бочонков путалось под ногами, пытаясь сдвинуться или перекатиться по неровному дну узилища в такт его ритмичным движениям.
«Эта старая сволочь меня предала! — пронзила мозг запоздалая и, увы, бесполезная мысль. — Меня! Молодого и стройного. С чувственными, пышными усами. Предала это красивое, гибкое тело. Нежную, ранимую душу… Но почему, чёрт возьми?! И зачем? Нашла кого-то получше?! Скотина неблагодарная! И как я это прошляпил? Идиот…»
— Ну, где ты там, бабушка? — послышался сквозь кожу глухой незнакомый бас. — Сколько можно ждать?
— Иду-иду, милок! — сдавленным от натуги голосом ответила косолапая уродина, почти два месяца водившая меня за нос.
Так и есть! Конечно! Они заранее сговорились! Подлые убийцы! А я-то, кретин… А она… Хоть бы слово доброе на прощание. Или всплакнула разок! Так ведь — нет… Решила избавиться от «милого друга»! Врала, что любит, внимание отвлекала.
От ярости я отчаянно вцепился зубами в кожу мешка. Разорву, как Тузик грелку, выскочу… И уж тогда эта толстая жаба у меня попляшет! Меняльную контору она открыла?! Тоже, блин, тут «звезда» нашлась! «Алла Пугачёва»! Слезами кровавыми умоется, стерва… Дайте мне только до этих тусклых зрачков добраться! Нечем тогда козе старой, растудыт её поленом, на сменщика моего смотреть будет!!!
Рывок, ещё рывок. Да где там?! Только резцы расшатал… Толстая попалась, зараза! Кожа, в смысле… А уж прочная-то какая — фиг прокусишь! Эх, шпагу бы сюда! Ту самую, из сна про пиратов! Или кинжал — на худой конец… Пустые мечтания! Я в ловушке. В самой настоящей западне! Бр-р-р… И похоже, из неё так просто не выбраться…
Что же теперь будет? Что?! Ой-й-й, мамочки!
Злость сменилась ужасом. Ну, конечно же! Молодой, здоровый… Меня разберут на органы! Только вчера по телику передача шла… А она, эта старая мерзавка, так внимательно смотрела! Так многозначительно слушала, мразь болотная… Неужели, я сейчас умру? Сгину незнамо где… Моё тело притянут ремнями к стальному столу. Скальпель мясника-хирурга вспорет живот. В ослепших от боли глазах расцветут искристые фейерверки. Я ещё почувствую, как ножницы для перекусывания рёбер войдут в рану.
А дальше всё смешается в прерываемую обмороками, брызжущую кровью смертоносную карусель. Голова будет дёргаться в конвульсиях невыносимых страданий. Воздух огласится стонами и воплями о помощи. Но услышат их лишь садисты-палачи. И на сытых рожах безжалостных выродков будут гулять довольные усмешки. От жутких мыслей всё моё тело затряслось, словно в лихорадке. Сквозь шаркающие звуки шагов и тихий скрип кожи явственно послышалось дробное «тук-тук-тук». От ужаса я не сразу сообразил, что это стучат мои зубы…
Но страх был лишь одним из жестоких мучителей. И как только он чуть-чуть ослабевал, на смену тут же накатывало негодование. Подумать только, предателем оказалась женщина, которая получала от меня самое дорогое, что есть на земле — любовь! Пользовалась этим бесценным даром, не утруждаясь ни секунды, не создавая и не строя отношений, а только лишь глупейшим образом следуя бессознательному побуждению своего ленивого сердца. Иждивенка! Ведь только благодаря мне она находила в нашем союзе не страдания, но блаженство, для многих недосягаемое! Ах, если бы я мог сейчас вернуться в прошлое хоть на час, хоть на секунду! Показать старой змеюке, насколько она мне безразлична! Нет, хуже! Заставить её ревновать, терзаться, мучиться! Намекнуть, что на её месте часто были другие, а следом — мерзко и многозначительно усмехнуться в загоревшиеся яростью глаза… И тогда — пусть убивают. Я умру с высоко поднятой головой!
Умру? Нет, нет! Ни за что! Ведь я же так молод! Я могу ещё быть полезным! Нет, я стану полезным, я раскаюсь, сделаю всё, что хотите, только оставьте мне жизнь! Ну, пожалуйста… Я никому не помешаю. Буду немым до конца дней. Жить, только жить! Пусть тараканом, клопом! Можно даже — одноклеточной бесчувственной амёбой. Но только не мрачная бездна Ада, куда, как говорил с телеэкрана священник, отправляют всех, подобных мне, паразитов.
***
Итак, здесь, в ужасном тесном мешке, в этой тоскливой и, впервые за короткую жизнь по-настоящему беспросветной, тьме, душа и тело мои — как будто раздвоились во времени и пространстве. Словно одна часть меня — замерла, сжалась в комок, стремясь в этом беззвучном недвижении скрыться от неизвестной, но от этого ещё более страшной, опасности. Другая же часть, быстро дергаясь из стороны в сторону, готова была при малейшем шорохе нестись вскачь куда угодно, лишь бы убежать, умчаться, исчезнуть из вида со скоростью молнии. А в пустоту между этими двумя скрытыми тьмой половинками один за другим падали шаркающие звуки шагов неведомого врага. Известняковыми глыбами они ложились в непреодолимую стену страха. И с каждой секундой стена эта росла, ширилась и крепла. Ещё немного — и она превратится в надгробье, замурует последнюю надежду в глубинных слоях души.
Но вдруг там, на самом её дне, начали происходить разительные перемены. Сердце резко ускорило бег, подобно биатлонисту, накатывающему на финиш. В желудке вспыхнул костёр, из тех почти негасимых огней, что тушатся лишь кровью растерзанного врага. На носу и под мышками, я это чувствовал, выступили капельки пота. Слух и обоняние обострились: в ноздри отовсюду полез ненавистный отныне Машунин дух, к которому тут же добавился запах дыма от горящих где-то рядом газет, а в звуках шагов теперь явственно различались два независимых друг от друга ритма.
Ну, вот! Совсем другое дело! Я мысленно поблагодарил надпочечники за своевременно подкачанные в кровь катехоламины1[1]. И пусть голова на миг закружилась, словно у алкаша, сделавшего первый утренний глоток «бухалова», зато теперь я снова мог рассуждать логически…
Меня сунули в этот мешок не случайно! Значит, все факты должны укладываться в единую причинно-следственную цепочку. Ну, вот, к примеру, почему вокруг ящики и коробки? Пираты из кинофильмов зашивали пленника в мешок с камнями, чтобы быстрее шёл на дно. То же самое делали тюремщики в романе о храбром и таинственном Монте-Кристо. Я приподнял одну из коробок, затем другую. Нет, не похоже! Они явно — легче воды.
Что ещё может быть? Ну, конечно! Это сокровища! Ценности, похищенные вместе со мной. Но тогда получается, что я тоже — ценность! И для чего-то им очень нужен… На миг вернулась страшная мысль — верно, нужен, чтобы разрезать на запчасти. Но теперь она уже не была такой страшной. Прежде чем разобрать, сначала достать требуется. Уловили мысль? Мы ещё посмотрим: кто кого первым на запчасти развинтит!
Итак, исходные позиции: падал я в мешок сверху-вниз, значит горловина, или что-то подобное — прямо над головой. Сейчас она закрыта, но рано или поздно… Вот тогда-то и можно будет выбраться. Если, конечно, постараюсь остаться верхним предметом в бесформенной куче сваленных в мешок вещей. А для того сейчас… Где же он? А, вот! Нащупал. Роняем самый большой ящик плашмя и усаживаемся сверху. Ну что, злодеи? Я готов! Дело за вами…
От предвкушения скорой схватки я даже приоткрыл рот, а зря… Мешок вдруг тряхнуло так сильно, что у меня лязгнули зубы. И после этого он стал выписывать в воздухе замысловатые фигуры. Причём, настолько быстро, что прежнюю тряску можно было смело сбросить со счетов. Меня крутило и перемешивало со всем прочим содержимым мешка, словно скомканный носок в барабане стиральной машины.
— Куда же вы? Альфи! Там Альфи-и-и…- донёсся до ушей растерянный возглас Машуни.
Громкий лязг стали оборвал фразу посередине. Но раздумывать над её смыслом я не мог. Именно в этот момент программа стирки подошла, похоже, к функции отжима. Коробки, ящики и бочки принялись отрабатывать на мне все возможные приёмы конг-фу, каратэ и доброго старого бокса. Удары сыпались десятками. В кромешной темноте увернуться от них было невозможно. Скоро я уже плевался кровью. Уши вместо внешних звуков доносили теперь до мозга лишь однообразный звон, с каждым следующим ударом чуть изменявший тональность. На избитое тело я почти сразу плюнул, стараясь прикрывать хотя бы голову. Но при этом, странное дело, ни на секунду не прекратил извиваться. Подсознательно я помнил о плане спасения и старался остаться в верхнем, ближайшем к горловине мешка, слое.
Сколько продолжался этот кошмар — не смогу ответить… От планомерного избиения и беспорядочной качки меня вскоре начало мутить. Желудок распух и принялся подпрыгивать, норовя при первом удобном случае выплеснуться наружу. Перед глазами плыли разноцветные круги. В ушах принялись звонить нежные предобморочные колокольчики. Всё громче и громче. И при этом, как ни странно, я не произносил ни звука. Не знаю, дурь это была или неосознанная хитрость. Но сдерживать стоны, скрывать от врага степень своих страданий — в тот момент казалось мне безумно важным…
***
Странные существа — люди! Цивилизация поставила логику с ног на голову, или на неё повлиял затянувшийся всплеск моды? Но, если задуматься, всё живое любит тех, кто приносит радость, а ненавидит — источники опасности и боли. Тут же: вампиров и оборотней обожают чуть ли не с пелёнок. Как же? Рыцари ночи! Таинственные и романтичные. Книги, фильмы, фан-клубы. Толпы поклонников и подражателей. Стили в одежде…
А к таким, как я, — ничего, кроме презрения. Почему? Мы же несём радость! Помогаем испытать такое, что без нас им даже не снилось. И что взамен? В лучшем случае — ленивое снисхождение. В худшем — нас продают, как вот меня сейчас. Нет! Это пора менять. И я уже догадываюсь, как…
«Нужно обязательно выжить! — в такт раскачивающемуся мешку застучала в голове мысль. — Уцелеть здесь и сейчас. Тогда можно всё поправить. Я стану самым великим тружеником на планете! Честным и искренним… Бесконечно добрым. Навсегда откажусь от сладкого! Господи! Ну, что же мне ещё пообещать, только бы…»
И тут внезапно всё прекратилось.
В первую секунду я даже решил, что умер. Или потерял сознание. Интересно, кто будет встречать меня там, у выхода? По ту стороны мешка. Бандиты? А может, как принявшего мучительную смерть, — ангелы?
Но тут же я одёрнул себя. Нет! У мёртвых не может ТАК болеть тело. И всё же кое-чем вернувшееся ощущение пространства меня порадовало. Не знаю, сказались тут сознательные усилия или инстинктивные действия, а может, это вообще произошло случайно. Но когда над головой появилась тонкая полоска слепящего света, я был именно там, где собирался оказаться, где мечтал находиться в этот миг — на самом верху кучи, да ещё под ногами у меня была ровная и твёрдая поверхность того самого ящика со стеклянными оконцами, который находился подо мной перед началом тряски.
Голова больше не кружилась. Я вспомнил последний возглас Машуни. И внезапно понял: не предавала она меня! Её обманули, запутали. Ну, что ж… Значит, сейчас я отомщу гадам не только за себя!
И пусть даже погибну в неравном бою — есть, кому поплакать на могиле! Страха больше не было. Бочонки, коробки и ящики выбили из меня его весь, без остатка. Осталась лишь готовность к бою. Душу быстро заполнила холодная ярость берсерка. Да, я умру, но заберу с собой хотя бы одного злодея, ещё лучше — нескольких!
Я чуть заметно переступил, одновременно приседая, чтобы удобнее было прыгнуть на врага. Мышцы болели, но слушались. Подчинялись приказам мозга! Щель над головой чуть-чуть расширилась. Спина напряглась сжатой до отказа рессорой. Правая нога чуть подшагнула ближе к центру открывающейся горловины… И в этот миг целое море света ударило меня снизу. Как будто изнутри мешка шибанул гигантский прожектор. Тело взлетело вверх, подброшенное разжавшимися пружинами ног. Зубы вцепились во что-то гладкое и мясистое.
— Ай-яй-яйа-а-а… — раздалось где-то на уровне моего живота.
А потом вселенная встряхнулась, сбрасывая всё ещё ослеплённого меня в мягкую траву на рыхлую землю газона. Мир начал быстро проявляться, приходить в норму, и я радостно повёл плечами. Уф-ф-ф! Все кости целы. Прекрасно! Газон рядом с нашим подъездом, прямо за детской площадкой. Совсем здорово!
Так, а вот и Машуня моя бежит. Переваливается уточкой на артрозных своих ножках. Сама бледная, перепуганная. Глазки несчастные, как у побитой собаки…
— Маленький! — гладит она меня по спине, упав на колени рядом с брошенной на землю сумкой. — Дорогой ты мой крысёныш! Этот гадкий МЧСник тебя не обидел?
«Глупая! — мысленно отвечаю я. — Ну, какой я тебе — крысёныш?! Настоящий боевой крыс, Внушающий-ужас-Грызл-внук-Нахлеса, гроза врагов, защита слабых! Теперь, после славной победы над могучим и коварным врагом, я могу наконец-то носить родовое имя! Понимаешь, какое это великое счастье, женщина?! Видишь, небось, что на усах моих — не сливки с сахаром?! Кровь врага, обращённого в бегство!!! Тебе, как даме сердца, если очень попросишь, так уж и быть — дам слизнуть…»
— Ой, бабуленька! — крикнул прямо от порога Сергей. — Вы с Альфонсом теперь звёзды новостных каналов! Слушай, что я на работе распечатал: «Криминальная хроника. Курьёзный случай произошёл сегодня днём в Заречном районе города. Преступник, переодетый в форму сотрудника МЧС, позвонил в квартиру, оборудованную (как ему было известно) внутренней видеосигнализацией, и сообщил пожилой хозяйке, что в доме возник пожар. Сказал, что нужно быстро собрать всё самое ценное и выходить на улицу. Хозяйка поверила разбойнику. Спустя минуту она покинула квартиру с сумкой в руках. На лестнице, где он предварительно забрызгал краской глазки камер, преступник вырвал у женщины сумку и скрылся. Отбежав метров сто от подъезда, грабитель решил избавиться от документов и самой сумки, переложив деньги и ценности в свой пакет.
Но, как оказалось, в числе прочего хозяйка прихватила фотоаппарат и свою любимую крысу. Все знают, что загнанная в угол крыса отважно бросается на обидчика. В этот же раз она умудрилась в момент прыжка ещё и нажать на спусковую кнопку затвора. В результате, вызванный старушкой милицейский наряд получил отличную фотографию, по которой спустя всего полчаса и задержал преступника на территории ближайшего травмпункта.»
— Да что я? — великодушно махнула рукой Машуня. — Это всё он, мой маленький!
— Молодец, Крыс Кусакович! — впервые в жизни похвалил меня Сергей. — Сейчас мы листок этот на «стену славы» повесим, рядом с дипломами и грамотами. А завтра начнём вас с бабой Машей в аренду сдавать, как боевых охранников! Дома и дачи станете сторожить! От клиентуры отбоя не будет!
В ответ я воинственно встопорщил усы: шутит босс про охрану, ясен перец! Но всё равно: знай наших!!!