Начало Великой Отечественной войны стало для СССР катастрофой. К осени 1941 года он утратил большую часть военной техники и вооружений, накопленных в период индустриализации. Немецкие армии преодолели и строящуюся у новой границы «линию Молотова», и созданную в 1930-е годы «линию Сталина».
От бетонных ДОТов, на строительство которых ушли сотни миллионов рублей, сохранился лишь небольшой островок на Карельском перешейке. Такие же жалкие крохи остались от трех поколений танков, вышедших из цехов советских заводов. Их участь разделили и краснозвездные «крылья Родины», которыми так гордилась страна. Сотни тысяч советских солдат были ранены или убиты в боях, миллионы попали в плен. Германские стратеги считали, что война уже выиграна и до победы остались считанные дни… Они заблуждались. Борьба на фронтах будет продолжаться до весны 1945 года, и закончится капитуляцией гитлеровского Рейха.
Пока немецкие генералы упивались первыми тактическими победами, руководство СССР разработало и начало претворять в жизнь хорошо продуманную стратегию, которая сначала поможет замедлить германское наступление, затем – стабилизировать фронт, а в результате – повернуть его движение вспять. Главным преимуществом советского плана был не выбор какого-то определенного пути к успеху, а создание условий, при которых к победе ведут практически все пути. Каждый из организационных, экономических, военных и политических факторов, способных помочь в реализации стратегии, был учтен, активизирован и задействован по максимуму. Рассмотрим важнейшие из них.
Фактор первый – идеологический
Господство классовой теории в предвоенном СССР раскололо общество на сторонников и противников власти. Миллионы раскулаченных и репрессированных, сотни тысяч «бывших» людей, многие из которых после Гражданской войны жили с чужими документами и «подкорректированными» биографиями, а также националисты всех мастей составляли обширную армию недовольных. Кроме этого, на оккупированные территории могли вернуться сотни тысяч эмигрантов. Все эти люди ненавидели коммунистов и готовы были заключить союз против них хоть с чертом.
Советская пропаганда нашла аргументы, способные убедить всех, что Гитлер со своей звериной идеологией хуже любых чертей. Оголтелый расизм нацистской партии помог сплотить перед войной немецкое общество, но остальным народам Европы победа Гитлера грозила катастрофой. В лучшем случае их ждало онемечивание, в худшем – рабство или уничтожение. Расовое клеймо навсегда закрепляло за человеком статус неполноценного, и даже самые преданные союзники Третьего рейха не могли рассчитывать на переход в ряды «истинных арийцев».
Коммунисты тоже сортировали людей. В СССР были пролетарии – представители класса-гегемона, крестьяне – тоже трудящиеся, но «с пережитками мелкобуржуазной психологии» и интеллигенция – чей статус периодически менялся. Кроме этого, имелась солидная прослойка «бывших» – представителей дворянства и буржуазии, лишенных гражданских прав. Однако в перспективе все они должны были слиться в единую историческую общность и даже самый «гнилой лишенец» имел шанс в будущем стать уважаемым строителем нового общества. По сравнению с программой НСДАП это было верхом гуманизма.
Одержать идеологическую победу Советскому Союзу помогли сами гитлеровцы, которые принялись претворять в жизнь план этнических чисток, не дожидаясь окончательной победы на фронтах. Показателен в этом отношении холокост. С маниакальным упорством Гитлер уничтожал сынов Израилевых везде куда только мог дотянуться… А потом жаловался соратникам, что к конфликту с Германией Америку подтолкнуло еврейское лобби. Возможно, он был недалек от истины. Вот только искать виновного в крахе немецкой дипломатии следовало не за океаном, а в зеркале.
Фактор второй – достижение национального единства
Советскому руководству удалось добиться, что война против Германии стала в нашей стране всенародной. Уже в июле 1941 года в Кремле забыли о классовом характере борьбы и переключились на патриотическую риторику. Из небытия в газетах всплыли имена Минина и Пожарского, Суворова и Ушакова, Кутузова и Нахимова. Пресса и кинематограф принялись прославлять «проклятых эксплуататоров» – Александра Невского и Дмитрия Донского.
Даже Первую мировую войну перестали именовать «империалистической» и вспомнили о Брусиловском прорыве. Прекратились гонения на церковь, и православное духовенство активно включилось в борьбу с захватчиками. Конечно, атеизм по-прежнему оставался частью коммунистической доктрины, но власть теперь допускала и обнос чудотворной иконы вокруг осажденного Ленинграда, и молебны на фронтах. Иногда на этих мероприятиях присутствовали военные и партийные руководители. Такие перемены примирили с советской властью многих ее противников внутри страны и большую часть русской эмиграции.
Характерно, что добиться всенародного единства руководству СССР тоже помогли гитлеровцы. Посмотрев на предложенный немцами «новый порядок», население оккупированных областей стало воспринимать предшествующий ему советский «рай» как рай – уже без всяких кавычек.
Фактор третий – внешнеполитический
СССР оказался жертвой агрессии и смог убедить в этом весь мир. Наглое, неспровоцированное нападение Германии возмутило мировую общественность. Участники югославского, греческого, норвежского, чешского, польского, албанского, французского, бельгийского и голландского Сопротивления автоматически превратились в союзников СССР. Вскоре был подписан договор с воюющей против Гитлера Британией. К Советскому Союзу стали клониться и симпатии США – страны, чей промышленный потенциал превосходил производственные возможности всех стран Оси (Рим-Токио-Берлин).
Начал складываться политический союз, который вскоре войдёт в историю как «Большая тройка» (СССР-США-Британия). И хотя их лидеры будут часто высказывать претензии друг другу, в отношении Германии позиция Сталина, Рузвельта и Черчилля не изменится ни на йоту: капитуляция и никаких компромиссов. Конечно, в Европе и Америке оставалось немало противников коммунизма, но это было уже неважно. Ведь гитлеровский Рейх они воспринимали как ВЕЛИЧАЙШЕЕ ЗЛО – абсолютное и инфернальное. Лидеры «Большой тройки» твердо шли к общей цели, пресекая все попытки расколоть союз. В значительной степени этому способствовало общественное мнение. Народы трех стран, успевшие понести огромные материальные и людские потери в войне с фашизмом, не приняли бы сепаратного мира.
Согласованная решимость биться до конца, до полной победы над Гитлером, имела важнейшее значение. Ведь еще с древности известно, что главным полем боя являются людские души, умы и сердца. Армия – лишь инструмент, заставляющий врага изменить точку зрения. Жаль только, что летом 1941 года этот инструмент в СССР был выведен из строя, и его пришлось создавать заново. Сделать это помогли природно-климатические условия страны и организационно-политические особенности ее правящих структур.
Фактор четвертый – географический
В Европе Россия издавна славилась необъятными просторами, дремучими лесами, плохими дорогами и суровым климатом. Всё это затрудняет наступательные операции и создает прекрасные условия для партизанской войны. Западные историки, перечисляя причины поражения Германии, обычно выдвигают этот фактор на первый план. В их работах часто можно встретить утверждение: если бы немцы вышли к Москве на месяц раньше, холода не помешали бы им взять русскую столицу, а после этого Советскому Союзу оставалось только сдаться.
Фактически идет повторение наполеоновской легенды о «генерале Морозе», помешавшем французам разгромить Россию в 1812 году. В ответ можно привести слова Дениса Давыдова – о том, что российский климат ни для кого в Европе не тайна. Немецким генералам, читавшим мемуары Наполеона, было хорошо известно и о суровости наших зим, и о том, что захват русской столицы – это еще не победа. В 1812 году французы дошли до Москвы за два месяца (а не за пять, как немцы) и даже заняли ее, но к концу зимы от их Великой армии остались лишь воспоминания.
Германское командование понимало, что огромная территория СССР – это одновременно и сила, и слабость. Сила – потому что армия вторжения, продвигаясь по необъятным просторам, вынуждена оставлять на занятой территории гарнизоны для охраны коммуникаций. А слабость – потому что эти просторы не дают быстро мобилизовать имеющиеся у страны ресурсы. Именно поэтому «Барбаросса» планировалась как серия операций на окружение – разбить советскую армию по частям, не дав ей времени на мобилизацию и выдвижение к границе. Германия, с 1939 года содержавшая войска по штатам военного времени, имела в этом плане заметное преимущество, которое немцы использовали по максимуму.
Сломить Красную Армию в итоге не получилось, но это не их вина. Это заслуга советского руководства, сумевшего организовать активную оборону. Это результат героизма миллионов наших солдат, продолжавших борьбу в любой, даже самой безнадежной ситуации. Остановить врага у границы они не смогли, но сильно замедлили его продвижение. Если до этого в Европе немцы часто занимали территории, продвигаясь по дорогам в составе маршевых колонн, то в России каждый рубеж им приходилось брать с боем.
В стратегическом плане хорошо спланированное отступление – это обмен пространства, оставляемого врагу, на время, необходимое, чтобы собраться с силами. Здесь всё решает соотношение потерь и мобилизуемых резервов. Если из тыловых округов на передовую поступает больше войск, чем выбыло в боях, оборона постепенно уплотняется, и создаются условия для стабилизации фронта. Немецкие армии двигались от границы, перемалывая советские дивизии десятками… Но число этих дивизий на фронте росло, потому что новые войска в нашем тылу формировались с недостижимой для Европы скоростью.
Фактор пятый – «ноу-хау» в военной мобилизации
Не имея возможности вести войну на истощение, немецкие генералы разработали теорию «блицкрига» – молниеносной войны, когда армия противника уничтожается задолго до того, как он успеет поставить под ружье всех, способных держать оружие. В Польше и Франции эта стратегия сработала, а в России забуксовала. Рассчитывая параметры «Барбароссы», Фридрих Паулюс исходил из того, что СССР сможет мобилизовать 6,2 миллиона человек – для большего числа не хватит оружия, техники и командных кадров. В реальности советский мобилизационный план, составленный в феврале 1941 года, предусматривал призыв 4 887 тысяч резервистов. Все они должны были влиться в состав существующих дивизий. Формирование новых частей планом не предусматривалось.
Однако серия сокрушительных ударов, обрушившихся на Красную Армию с первых дней боев, заставила руководство СССР вспомнить опыт Гражданской войны и разработанную в те годы стратегию «перманентной мобилизации». Согласно этой теории, формирование новых дивизий не завершается после развертывания кадровой армии, а становится непрерывным процессом. Одни дивизии окружаются и уничтожаются противником, или просто несут потери в боях, а тем временем в тылу формируются, обучаются и выдвигаются к фронту новые – им на смену. Эти «свежеиспеченные» соединения получались гораздо слабее кадровых… Но уж лучше сражаться с врагом в составе организованной военной силы, худо-бедно снабжаемой боеприпасами, чем выходить против вооруженных до зубов карателей с охотничьими ружьями и вилами в руках.
Уже 29 июня по приказу Ставки ВГК началось формирование 15 стрелковых дивизий за счет пограничников, но через неделю стало ясно, что этого недостаточно. Тогда 8 июля было принято решение о создании «с нуля» еще 56 стрелковых и 10 кавалерийских дивизий, а также 25 дивизий народного ополчения. Процесс быстро набирал обороты. До 31 декабря 1941 года было сформировано или переформировано 483 стрелковых, 73 танковых, 31 моторизованная и 101 кавалерийская дивизия, а кроме этого – 266 танковых, стрелковых и лыжных бригад. В результате по числу бойцов Красная Армия сначала сравнялась с вермахтом, а потом превзошла его. Оставалось поднять ее качественный уровень…
Фактор шестой – система непрерывного обучения
Немецкая армия в 1941 году была лучшей в мире. Не удивительно, что гитлеровские вояки смотрели на восточного соседа свысока. Бюллетень германского Генштаба «Вооруженные силы СССР по состоянию на 1 января 1941 года» оценивает возможности Красной Армии не слишком высоко: «Войсковые части, находящиеся под контролем энергичных старших командиров, в скором времени обогатят свои знания и навыки. Однако значительная часть войск в округах будет добиваться успеха очень медленно. Основные черты характера русского народа – неподвижность, схематизм, боязнь ответственности и принятия самостоятельного решения – не меняются. Командиры всех званий не смогут в ближайшее время руководить крупными современными соединениями. Они вряд ли будут способны к ведению крупных наступательных операций, к быстрому и энергичному использованию боевой обстановки, а также к самостоятельным действиям в рамках общей операции. Красная армия, значительная по своей численности, будет храбро сражаться. Однако она не отвечает требованиям ведения современных наступательных операций, особенно в условиях взаимодействия всех родов войск».
В целом оценка была правильной, и приграничные сражения это подтвердили. Но бюллетень не учитывал, что советское руководство прекрасно осознает недостатки армии и энергично работает над их искоренением. И самое главное – немцы не оценили способность русских генералов учиться у противника. Конечно, за науку в ходе боев пришлось платить большой кровью. Но жестокие уроки пошли впрок, и если летом 1941 года соотношение потерь было удручающим, то к зиме ситуация начала выправляться.
Весной 1945 года Йозеф Геббельс в своем дневнике вынужден был признать, что советские военачальники «вырезаны из лучшего дерева», чем германские, а после войны Фридрих Меллентин высоко оценил и политическое руководство нашей страны: «Индустриализация Советского Союза, проводимая настойчиво и беспощадно, дала Красной армии новую технику и большое число высококвалифицированных специалистов. Русские быстро научились использовать новые виды оружия и, как ни странно, показали себя способными вести действия с применением сложной военной техники».
Немецкий генерал особо отметил, что эти успехи стали результатом советской системы обучения: «В ходе войны русские постоянно совершенствовались, а их высшие командиры и штабы получали много полезного, изучая опыт боевых действий своих войск и немецкой армии. Они научились быстро реагировать на всякие изменения обстановки, действовать энергично и решительно. Безусловно, в лице Жукова, Конева, Ватутина и Василевского Россия имела высокоодаренных командующих армиями и фронтами».
Ещё выше, чем способности к обучению, Меллентин ставит волю нашего народа к борьбе: «Русский остается хорошим солдатом всюду и в любых условиях. В век атомного оружия это может иметь большое значение. Одним из главных преимуществ России является ее способность выдержать огромные разрушения и предъявить необыкновенно тяжелые требования к населению и действующей армии». И это подводит нас к самому важному фактору победы – коренной реформе управления на фронте и в тылу.
Фактор седьмой – организационно-дисциплинарный
Масштаб и накал борьбы требовали от каждой из сторон использования всех имеющихся ресурсов – военных, сырьевых, промышленных. Но главным из них все равно были люди со своими индивидуально-личностными качествами. Мобилизовать этот ресурс в СССР помог краткий и ясный лозунг: «Все для фронта, все для Победы!» Каждый – от генерала до солдата в окопах и от директора до дворника в тылу – должен был отдавать Родине все свои силы, знания, навыки. Исключений не существовало – ни для маршалов, ни для министров, ни для партийных вождей. Попытки нарушить это правило наказывались быстро и беспощадно.
В управлении экономикой на смену жесткой централизации пришла система поощряемых разумных инициатив, при которой руководители военных заводов получили всю широту полномочий. Взамен от них требовалось одно: выполнять, а лучше – перевыполнять производственные планы, которые до войны считали нереальными. В большинстве случаев задачу удавалось решить – где призывами, где угрозами, а где, пустив в ход свежие технические решения.
Третий источник работал эффективнее прочих и вскоре директора взяли на учет всех удачливых изобретателей, поощряли их, как только могли, создавали условия для работы. У начальников не оставалось другого выбора… Поскольку и срыв в выполнении плана, и аварию при попытке нарастить производство «органы» могли истолковать как диверсию и саботаж. Статья – в военное время – подрасстрельная. Излишняя жестокость? Нет… Скорее уравнивание в правах с инженерами и рабочими, а главное – с солдатами на фронте, чьи жизни спасала выпускаемая заводом продукция. В результате к концу 1942 года по объемам военного производства СССР, несмотря на потерю большей части прежних мощностей, обогнал гитлеровскую Германию.
Те же принципы действовали и на фронте. Возьми ответственность на себя, выполни боевую задачу быстро и без больших потерь – получишь и награды, и повышение. Провалишь дело – понизят в должности или отправят под трибунал. Риск? Да… Но не больший, чем у солдата в окопе. Равенство положений начальника с подчиненными, как и на «гражданке». Солдаты признавали справедливость этой системы и шли за своими командирами в бой, даже если понимали, что шансы выжить ничтожны. Большинство – из чувства патриотизма, остальные – боясь получить пулю от своих. Этот массовый героизм не пропадал даром. Ситуация на фронте продолжала улучшаться, и после Сталинградской битвы в войне наступил заметный перелом.
Сражение под Курском стало последней крупной операцией, чей исход нельзя было предсказать заранее. Кампанию 1944 года с ее «десятью сталинскими ударами» советские войска провели уже безукоризненно, а штурм Берлина в 1945 году заставил весь мир вспомнить пророческие слова Бисмарка: «Никогда ничего не замышляйте против России».
Подробнее об истории города читайте в нашем проекте Исторический Петропавловск
«чем выходить против вооруженных до зубов карателей с охотничьими ружьями и вилами в руках» При чем тут вообще каратели, какие каратели, да еще и летом 1941 ???
«Компанию 1944 года»
кАмпанию. кОмпания — это когда сидят и бухают, а здесь — кАмпания.
Но главный вопрос — к чему это написано, вдруг и сейчас?
Присоединяюсь к предыдущему комментарию.
В статье странная в нынешнее время риторика обкома кпсс. Упрощение до черно-белого уровня. Автор не имеет реального представления ни о Европе, ни о Германии 20-50 годов прошлого века. Да и реальном Союзе написаны уже серьезные аналитические статьи.
Что сказать-то хотел? Нового и неожиданного?