Трагедия дочери великого поэта М.А.Гартунг

Старинная Тула известна как родина великого Льва Толстого. Но в этом старинном городе жили и работали многие другие гении не только русской, но и мировой словесности.

В центре города прекрасно сохранились административные здания, где в ХIХ веке служили Лев Толстой и Михаил Салтыков-Щедрин. Совсем рядом — дом сводной сестры поэта Жуковского, где вырос этот черноглазый «турчонок». Чуть дальше, на улице Успенского, сохранился дом деда этого бытописателя. На улице Вересаева находится усадьба его семьи – врачей Смидовичей. Бывал у них в гостях Н. Лесков, создавший образ Левши, того самого, который блоху подковал. Где-то здесь, в центре Тулы, жила тетка М.Лермонтова — Виолова, у которой поэт бывал в гостях проездом на Кавказ или в тульское имение отца. Впрочем, через Тулу по Муравскому шляху ХIХ веке проехала почти вся русская литература века – кто в родные имения, кто на войну в Крым или на Кавказ.

В дни памяти А.С. Пушкина сотрудники небольшой тульской галереи «Ясная Поляна» всегда проводят что-нибудь очень интересное. Например, выставку иллюстраций к роману «Анна Каренина». В экспозиции очень много интересного: документы, рисунки и репродукции картин известных художников, кадры из фильмов. Но среди них все равно выделяется небольшой портрет Марии Александровны Гартунг. Первая мысль – какое отношение дочь Пушкина имела к Туле? Оказывается, самое прямое. Она прожила почти 15 лет недалеко от этого губернского города в небольшом имении мужа Леонида Николаевича Гартунга. Туда, в сельцо Федяшево, Гартунги уехали вскоре после венчания в апреле 1861 года. Жили супруги и в Туле, как тогда было принято у владельцев имений: летом заботы о хозяйстве и отдых в сельской местности, зимой — деловая и светская жизнь в городе, где многие тоже имели или арендовали дома.

Знакомство

Сам Л.Н.Толстой постоянно жил в своей любимой Ясной Поляне, в 17 верстах от города, но часто бывал и в Туле — по делам, в гостях у друзей, иногда сопровождал жену и дочек на местные балы.

Зимой 1868 года на одном таком балу у генерала Тулубьева Лев Толстой увидел гостью необычной красоты. А Лев Николаевич, если судить по его произведениям, да и по жизни тоже, хорошо разбирался в женщинах. Вот как вспоминает об этом его свояченица Татьяна Кузминская: «Дверь передней комнаты отворилась, и вошла незнакомая дама в черном кружевном платье. Ее легкая походка несла довольно полную, но прямую и изящную фигуру. Когда представили Льва Николаевича Марии Александровне, он сел за чайный стол около нее; разговора их я не знаю, но я знаю, что она послужила ему типом Анны Карениной. Он сам признавал это».

Такой и описал Л.Толстой в романе «Анна Каренина» главную героиню — внешне похожей на Марию Александровну, но все-таки несколько иной. Очень естественной, загадочной и открытой одновременно. Помните: с первого взгляда влюбившийся в Анну Вронский представлял ее в лиловом, но…«Анна не была в лиловом… На голове у неё, в черных волосах, своих без примеси (тогда многие дамы носили накладные шиньоны и локоны), была маленькая гирлянда анютиных глазок и такая же на черной ленте пояса между белыми кружевами. Причёска её была незаметна. Заметны были только, украшая её, эти своевольные короткие колечки курчавых волос, всегда выбивающиеся на затылке и висках. На точёной крепкой шее была нитка жемчугу». Такой была она – Мария Александровна Гартунг, дочь великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Такая она и на портрете работы художника Макарова, выставленного ныне в галерее «Ясная Поляна».
О чем говорили дочь Пушкина и Толстой, он рассказал жене, Софье Андреевне, а она записала в дневнике. Конечно же, говорили о ее отце — поэте, о судьбе его семьи, о литературе. Мария Александровна понравилась писателю оригинальным мышлением, глубоким пониманием значения поэзии своего отца и преклонением перед его памятью.

Старшая дочь поэта

В письмах Пушкина к жене постоянно встречаются ласковые, нежные, заботливые строки о ней и о детях. «Что с вами? Здорова ли ты? Здоровы ли дети? Сердце замирает, как подумаешь». «Говорит ли Маша? Ходит ли? Что зубки?» «Что моя беззубая Пускина? Уж эти мне зубы! А каков Сашка рыжий? Да в кого-то он рыж? Не ожидал я этого от него». «Машке скажи, чтобы не капризничала, не то я приеду и худо ей будет». «Цалую Машу и заочно смеюсь ее затеям. Она умная девчонка, но я от нее покаместь ума не требую, а требую здоровья». «Здорова ли ты, душа моя? И что мои ребятишки? Благословляю тебя и ребят». «Машу цалую и прошу меня помнить».
О. С. Павлищева, сестра поэта, вспоминала: «Александр, когда возвращался при мне домой, целовал свою жену в оба глаза, считая это приветствие самым подходящим выраже¬нием нежности, а потом отправлялся в детскую любоваться своей Машкой…и любовался ею довольно долго, часто со слезами на глазах».

Вот таким стал, женившись, вчерашний повеса – сентиментальным отцом семейства!
Старшая дочь Александра Пушкина родилась в ночь с 18 на 19 мая 1832 года и была названа так в честь любимой бабушки поэта Марии Алексеевны Ганнибал. Пушкин был в восхищении. На свет появилась «маленькая литография с моей особы», говорил он друзьям и гордился своей так похожей на него дочкой. Хотя надеялся: Машенька вырастет красавицей в мать. Удивительно, что самого Пушкина недруги считали очень некрасивым, чего не скажешь по его портретам. Он сам подавал к этому повод, говоря, что он «помесь тигра с обезьяной», «потомок негров безобразный», «мой арабский профиль», хотя на самом деле был светлокожим рыжеватым блондином. Разве что слегка утолщенные губы да «породистые» кудри напоминали о его прапрадеде по материнской линии – эфиопе. Не только Маша, все дети поэта были похожи на отца, как отмечали знакомые, «красота матери сглаживала их черты». Наталья Николаевна писала Ланскому: «Вообрази, что в Пажеском корпусе все находят, что Гриша очень красивый мальчик, и по этой причине он записан в дворцовую стражу». Дочери, Мария и Наталия, по общему мнению, не уступали матери по сияющей красоте. Сама Наталья Николаевна считала, что главное не красота, а доброта и ум. К великому сожалению, судьбы обеих дочерей сложились не менее трагически, чем у их родителей.

Маше было 5 лет, а Таше всего 8 месяцев, когда был убит на дуэли их отец. Маша гордилась, что она, единственная из четверых детей, хорошо помнила его. Или ей так казалось. Овдовевшая мать увезла маленьких Пушкиных на два года в родной ей Полотняный Завод, а потом на год в совершенно обветшавшее Михайловское, ближе к последнему приюту мужа.
Мать много внимания уделяла образованию детей. По возвращении в столицу (в 1839 г.) с Машей и ее братьями серьезно занималось несколько педагогов, рекомендованных друзьями отца. У девочек с раннего детства много времени занимали игра на фортепьяно, вышивание, чтение, уроки грамматики. Поэтому Маша в девять лет свободно говорила, писала и читала по-немецки и по-французски. Это не мешало ей носиться по лугам с крестьянскими детьми, ездить, как и они, на лошади – охлюпкой, без седла, плавать в речушках и прудах.
Умирая, Пушкин завещал жене два года носить по нему траур, а потом выйти замуж за серьезного человека. Она носила траур семь лет и до конца жизни – каждую пятницу, в день смерти Александра Сергеевича. К ней сватались и знатные и богатые. А она думала только о том, как отнесутся претенденты на ее руку и сердце к ее маленьким Пушкиным. Только когда нашелся человек, готовый принять на себя заботу о детях, она вышла замуж. Как Татьяна Ларина, — за генерала. Петр Петрович Ланской был не очень знатный, совсем не богатый и не молодой (ему 45 лет – ей 32). Но он полюбил ее детей как родных. Наталия Николаевна переехала к месту службы мужа и полностью посвятила себя семейным заботам и воспитанию детей. Семья быстро разрослась. В новом браке родились еще три девочки. Кроме семерых родных детей, в доме Ланских иногда собирался добрый десяток подростков. Здесь росли двое внуков Пушкина – дети разведенной его младшей дочери Натальи. Часто приезжали и подолгу жили двое сыновей сестры Пушкина — Ольги. На выходные к Саше и Грише приходили товарищи, воспитанники Пажеского корпуса. Двое сыновей друга Пушкина Нащокина каждое воскресенье непременно бывали у Ланских. Для всех у Наталии Николаевны хватало любви и ласки. «В общем, я очень довольна своим маленьким пансионом, им легко руководить. Я никогда не могла понять, как могут надоедать шум и шалости детей, как бы ты ни была печальна, невольно забываешь об этом, видя их счастливыми и довольными», писала она мужу.

Маша была строгой старшей сестрой, впрочем, как в раннем детстве, заводилой разных проказ, о которых писал ее отец. Могла и подраться с братьями. Но воспитанники «маленького пансиона» Натальи Николаевны – и ее родные дети, и их друзья — сохранили добрые отношения на всю жизнь и всегда помогали друг другу. Это так пригодилось Марии Александровне, когда она тоже потеряла мужа.

В доме отчима юная гимназистка Маша Пушкина в этой веселой компании познакомилась со своим будущим мужем — с однокашником братьев пажом Леонидом Гартунгом. Но до свадьбы тогда было еще так далеко. Машу перевели в закрытый Екатерининский институт благородных девиц, а мальчики появлялись дома лишь в выходные и на каникулах. Их воспитывали чужие люди, однако благодаря вниманию и заботе матери, мальчики Пушкины, Александр и Григорий, выросли вовсе не солдафонами, а девочки — две Пушкины и три Ланские — не холодными светскими дамами, а умными, образованными, благородными, добрыми. Все в родителей! В декабре 1852 года двадцатилетняя Мария Пушкина «была пожалована фрейлиной императрицы Марии Александровны, жены императора Александра II», и прослужила при дворе 8 лет. Поэтому и замуж вышла поздно, в 28 лет, за друга детства братьев Леонида Николаевича Гартунга (1832-1877), к тому времени уже полковника. Наталья Николаевна благословила дочь и радовалась: «…должна отдать ей справедливость — она изменилась к лучшему. Дай Бог ей счастливой семейной жизни. Жизнь при дворе, при всем ее блеске, в конце концов, надоедает, а скромный семейный очаг принимается … с благодарностью, потому что в нем есть очарование своего домашнего очага и независимости, чего они лишены при дворе». Но, как говорится, «человек предполагает, а Бог располагает». Все вышло совсем не так, как мечтала мать.
Гартунги в Федяшеве.

Молодые сразу после венчания уехали в тульское имение Гартунга Федяшево – оно всего в 30 км от Тулы. Там Мария с мужем провела лучшие годы жизни.
До села легко добраться. Надо только переехать через железнодорожные пути, а там десятка два по разбитой проселочной дороге – и вот оно — Федяшево. Грустно… От имения Гартунгов остались одни развалины. Когда-то шикарный двухэтажных барский дом, по преданию, выстроенный по плану самой барыни, смотрит пустыми окнами. Не сохранилась одна из главных достопримечательностей дома — восьмигранная ротонда-мансарда, венчающая собой здание. Ротонду завершал высокий шпиль с шаром, а вокруг нее была устроена балюстрада, с которой можно было обозревать окрестности. А посмотреть было на что: в свое время оттуда открывался прекрасный вид на каскад прудов с водопадами, большой фруктовый сад, парк, на луг за прудами, на московский тракт, на соседние деревни. Забот у хозяев дома хватало.

Сохранились покосившиеся конюшни, где при Гартунге содержалось более 40 породистых лошадей. Десятка два унылых крестьянских домов… Пустое ровное поле – бывший ипподром, устроенный когда-то генералом Гартунгом… От цепочки прудов с водопадами остался только один, и тот заросший камышами.

Удивительно, но местные жители верят, что в этом поместье жили когда-то Анна Каренина и Вронский. Уверяют, что именно Анна, а не Мария построила «дом барыни». Они показывают любопытным туристам место, где она якобы бросилась под поезд. Мало того, искатели НЛО объявили это место аномальной зоной, где якобы чуть ли не каждый месяц пропадают или гибнут под колесами поездов люди, чего не подтверждает линейная полиция. Но неформалы регулярно приезжают в леса близ Федяшево и устраивают там какие-то ловушки для привидений и видимых только ими излучений. Словом, «все смешалось в доме Облонских», как начинает свой роман Л.Толстой.

Жизнь суровее легенд. Леонид Николаевич Гартунг много воевал и наград имел немало, но главным достижением считал свое назначение в 1868 году управляющим Императорскими конными заводами в Туле и Москве. В его обязанности входило «пополнение убыли лошадей в войсках», а их требовалось для армии очень много. В начале ХIХ века в стране было 30-40 миллионов военных коней. Большая часть их погибала во время постоянных тогда войн. Вот и служили на многочисленных конных заводах «ремонтеры», следившие, как выращиваются породистые лошади. Одним из «ремонтеров» на тульских конезаводах долго был Л.Н. Гартунг. И воевал и служил он успешно, за что в 1870 году был произведен в генерал-майоры. За победы на конных выставках Леонид Николаевич получил несколько орденов. Лошади подопечных Гартунгу конюшен в тульских Федяшеве, Прилепах и в Воронеже были известны на весь мир. Они выступали на ипподромах Англии, Франции и Германии. Один из международных турниров Леонид Николаевич провел в своем имении, на собственном ипподроме рядом с Федяшевом. Турниры, говорил Л.Н. Гартунг, — всегда высокозатратное дело. Деньги на него, конечно, выделяло военное ведомство, но Леониду Николаевичу часто приходилось тратить на государственное дело и свои средства, и влезать в долги. Отсюда и пришла беда.

Бесчестье, смытое кровью

В октябре 1877 года умер московский купец 1-й гильдии (значит, очень богатый) Василий Занфтлебен, имевший самоварную фабрику в Туле, но занимавшийся в основном ростовщичеством – давал деньги под проценты. Как было принято, он заранее написал завещание, согласно которому его якобы богатейшее наследство купца следовало разделить между двумя женами и семерыми взрослыми детьми. Душеприказчиком купец назначил всеми уважаемого генерала, честнейшего человека Л.Н.Гартунга. Именно он должен был разделить деньги, драгоценности и недвижимость Занфтлебена между наследниками.
Один из приятелей Л.Гартунга характеризовал его как человека честного, но легкомысленного. Ничего дурного не подозревая, Леонид Николаевич со слугой и еще с двумя душеприказчиками приехал в дом усопшего, просто забрал документы и увез собой, не описав их при свидетелях, как это положено. Стал разбираться в бумагах – и тут выяснилось, что «наследство» состоит только из неоплаченных векселей и многочисленных долговых расписок. Никаких денег и драгоценностей! Купец скупал долговые расписки и перепродавал их другим ростовщикам. В этом и состоял его «бизнес». Вдова и дети Занфтлебена обвинили Л.Гартунга в краже денег и драгоценностей и потребовали вернуть наследство. Расчет мошенников был прост: если Гартунг постоянно занимается организацией скачек, значит, он богат, но наверняка мог проиграть их деньги. Пусть платит! То, что правила тотализатора на ипподроме запрещали делать ставки устроителям, суд не учел и не поверил, что Гартунг никогда не играл ни на скачках, ни в казино. От обвиняемого требовали доказательств его честности.

Этот судебный процесс запомнился блестящим выступлением обвинителя — прокурора Николая Муравьева. Это было первое громкое дело будущего генерал-прокурора и министра юстиции России. Оно вошло в историю юриспруденции, погубив две жизни – Гартунга и его жены.

Когда после четырех часов прений суд удалился на совещание, Гартунг вышел из зала суда в отдельный кабинет, сел за стол, достал револьвер и выстрелил себе в сердце. При Леониде Николаевиче нашли посмертную записку: «Свои долги я плачу сам… Видит Бог, я ничего не похитил и врагам моим прощаю». Присяжные заседатели все-таки и после выстрела признали генерала Гартунга виновным, но он уже их уже не слышал…

Все друзья и сослуживцы Леонида Николаевича, знавшие его как честного человека, были страшно возмущены. Хозяин квартиры, где жил один из обвинителей Гартунга, лишил его, «убийцу», жилья. Истина восторжествовала через несколько дней после похорон, но, как это часто бывает, когда уже ничего изменить было нельзя. Друг Гартунга, князь Оболенский, написал в воспоминаниях: «Позже один из родственников Занфтлебена был объявлен несостоятельным должником, да еще и злостным, он-то и оказался виновником гибели невиновного Гартунга». Хоронили генерала Гартунга всей Москвой: за гробом шла процессия длинною в две версты.

Мария Александровна говорила: «Я была с самого начала процесса убеждена в невиновности в тех ужасах, в которых обвиняли моего мужа. Я прожила с ним 17 лет и знала все его недостатки; у него их было много, но он всегда был безупречной честности и с добрейшим сердцем. Умирая, он простил своих врагов, но я, я им не прощаю».

Эту трагическую историю Лев Толстой использовал в романе «Живой труп». Великий старец был явно неравнодушен к необычной личности и судьбе пушкинской дочери.
Самоубийство мужа стало для Марии Александровны страшным ударом. В Туле ее больше ничто не держало. Продав поместье Федяшево, оплатив долги мужа по «пропавшим векселям», она переехала в Москву. Чтобы имение не попало в чужие руки, его купила подруга М.А. Гартунг Ольга Челищева — дочь известного богослова и славянофила Алексея Хомякова. Челищева устроила в нем своеобразный светский салон. Сюда приезжали многие поэты, философы, музыканты. Бывал Федор Шаляпин. Существует легенда, что, когда однажды великий певец взял верхние ноты, в зале федяшевского дома потухли свечи. «Помню его, Л.Н. Гартунга, портрет в нижней комнате усадебного дома; куда бы ты не отходил, — везде черные глаза его глядели на тебя» — вспоминала графиня Челищева.

В одиночестве

После гибели мужа Мария Александровна больше не выходила замуж, детей у нее не было. Когда жить стало совсем не на что, она направила прошение о помощи императору Александру II как бывшая фрейлина его жены. Помощь ей была предоставлена – назначена пенсия 240 рублей в год. На эти деньги можно было жить, едва сводив концы с концами. Лишь к 100-летию А.С.Пушкина сумму увеличили до 300 руб. в год. Мария Александровна больше никогда ни у кого не просила помощи. Зимой жила замкнуто, в полном одиночестве в Москве, снимая крохотные комнатки. Летом иногда гостила у сестер Ланских или у братьев в тех местах, где они служили.
Облик Пушкиной-Гартунг, конечно, послужил прототипом Анны Карениной. Но в живом оригинале не было истеричности и экзальтированности, присущих героине романа. Эти неприятные черты Толстой списал с других современниц, которые, узнав себя в Карениной, обиделись на писателя. Не принимала Мария Александровна опий и не бросалась на рельсы. Под колесами поезда погибла совсем другая женщина – тульская мещанка, которую бросил любовник. Но эта трагедия, как видим, отпечаталась в памяти писателя и сыграла свою роль в литературе.
У М. А. Гартунг был другой характер. Она была оптимисткой, отзывчивой, доброй. Когда у ее брата Александра в 1877 году умерла жена, «тети Маша» помогала воспитывать его осиротевших детей. А их было одиннадцать! Позже внуки её братьев и сестёр вспоминали, что «тётя Маша» всегда была в хорошем ровном настроении, всегда остроумна и приветлива. Она любила ходить по грибы и плавать в пруду, не уступая по выносливости молодым даже в свои 80 лет. Она прекрасно готовила – варила зелёные щи из крапивы — и пекла куличи, стараясь быть как можно более полезной для всех. Детей и молодёжь она обожала, а старушечьи сплетни не любила, доверяясь в минуты грусти только фортепиано. Племянники вспоминали, что тетя Маша всегда была очень женственна, любила хорошо одеваться. В 80 лет она каждый день ходила к парикмахеру на Арбате и говорила: «Терпеть не могу старух!». Ее сестра А.Арапова писала: «Мария Александровна, сухонькая, но бодрая, выходила к приезжим гостям в неизменном темном костюме без всякого следа украшений, скромно усаживаясь в тени, принимала участие в общей беседе, вносила в споры примиряющее начало. Между прочим, была она до крайности суеверна: пугалась совиного крика, избегала тринадцатое число, а если выплата пенсии из казначейства приходилась на пятницу (день смерти А. С. Пушкина), задерживала поездку «нарочного с оказией» на несколько дней».

Память

Мария Александровна принимала деятельное участие во всем, что было связано с памятью об А.С. Пушкине. В память о нем основала в мае 1900 года Пушкинскую читальню. Ныне это библиотека имени А. С. Пушкина близ Елоховского собора, в котором когда-то крестили ее отца.

Незадолго до своей смерти 87-летняя Мария Александровна стала много времени проводить возле памятника Пушкину на Тверском бульваре. Каждый день, в любую погоду закутанная в чёрную вуаль, она приходила туда с букетиком цветов…
Советский поэт Николай Доризо написал об этом:

«Во всей России знать лишь ей одной,
Ей одинокой седенькой старухе,
Как были ласковы и горячи порой
Вот эти пушкинские бронзовые руки».

Что такое 1918-19 годы, мы знаем из книг и фильмов – голод, разруха, гражданская война. Мария Александровна бедствовала, но опять ни у кого ничего не просила. За помощью к Луначарскому обратилась ее сводная сестра — писательница А.П. Арапова: «Меня угнетает внезапное горе и непосильная забота о моей несчастной сестре. С моего отъезда в Гатчину, когда мы расстались, у нее объявилось нервное расстройство, порожденное волнениями и переживаемыми страхами на 87-м году… На предложение сына переехать к нам она упорно отказывается, заявляя, что требует, чтобы семья ее оставила в покое, жить по-своему…Если есть возможность – помогите последней в живых дочери бессмертного поэта». Нарком просвещения помог – назначил персональную пенсию и пособие в 2400 рублей. Бумаги утвердил своей подписью сам В.Ленин. Но 87-летняя пенсионерка получила пособие лишь один раз – за февраль. 7 марта 1919 года Мария Александровна Пушкина-Гартунг скончалась. Похоронена старшая дочь Пушкина в Москве, на кладбище Донского монастыря. На могиле почти всегда — живая зеленая ветка или букетик цветов.

Подробнее об истории города читайте в нашем проекте Исторический Петропавловск