Представить, по законам жанра, очередного героя интернет-интервью – задача сложная, а если к тому же он не нуждается в представлении – наисложнейшая. Человек-легенда, как и один из героев, воплощённых им на сцене? Бесспорно, хотя и слишком лаконично. Орфей отечественной музыкальной культуры? Безусловно, однако голосу Альберта Асадуллина подвластны абсолютно разные музыкальные образы и направления. О некоторых из них и пойдёт речь в сегодняшнем выпуске Петропавловск.news – ИА REX-Казахстан.
-Альберт Нуруллович, думаю, ни одно интервью с Вами не обходится без упоминания «Орфея и Эвридики». При этом, к сожалению, в тени обычно остаётся «Фламандская легенда». А ведь сам Тим Райс тогда заинтересовался этой оперой?
-Ну, я лично не общался (смеётся). Говорят, да. Не бывает дыма без огня, поэтому может быть…Это произведение настолько фундаментальное, высокое по всем параметрам – сценическим, литературным, и драматургическая сторона там очень сильная. Даже если просто читать либретто – оно само по себе просто великолепное! То, что сделали Ким и Димитрин (основа – это, конечно, Ким) – просто гениально. Параллельные сцены, когда убирали свет, мы «застывали» – и параллельно в эту секунду идёт другое действие! Это супер просто, потрясающе…Одновременно шли не только две, но и три сцены в разных точках, и на эстакадах слева и справа тоже шли действия. Я лично всегда говорил и говорю, что для меня «Фламандская легенда» намного выше по всем параметрам. Это без обиды. «Орфей» был первым, внимания ему было больше, поэтому он ставится всегда впереди. Там есть совершенно выдающиеся темы – ария Орфея «Капля росы», первый дуэт…Но Ромуальд Гринблат, по-настоящему великий композитор, в этой работе продемонстрировал глобальное мышление, вкус, очень современное прочтение материала. Когда он впервые показал, мы все буквально заверещали: «Нет, нет, нет! Мы это никогда не споём!» Кто-то громче, кто-то тише, но все говорили о том, что не сможем это спеть. Там действительно очень сложный музыкальный язык – джаз-рок, авангард, интервалы совершенно немыслимые на первый взгляд. Знаешь, это всё равно как мы подходим к воде, ногой пробуем – холодная, не холодная, потом входим по щиколотку…и вот на этот момент, когда мы прикоснулись, был такой страх, что ли. А потом, входя глубже, всё больше понимали всю удивительность этой воды, этого моря, океана…Океана его музыки! Влюблялись всё больше, я – самый ярый поклонник музыки Гринблата в дальнейшем. Потому что у него каждый образ имеет свой потрясающий музыкальный язык. Тиль – он и такой и сякой, хулиган, балагур, и нежный, а вот Рыбник так и протянул эту линию (напевает). У Неле какие «перекиды» от одной ноты к другой – совершенно потрясающие. Жилина с её притягательностью, игривостью, мелодичностью… Образ был колоссальный, конечно, Ольга Левицкая, Царство Небесное, сыграла супер… Благодаря всему этому для меня это было и есть наше лучшее произведение. Да, пожалуй, вообще во всей моей рок-оперной, «мюзикловой» жизни.
-Съёмки в фильме «Уходя — уходи» запомнились чем-то особенным?
— Сцена очень маленькая, она, по сути, не оставила в моей памяти какого-то серьёзного следа. Пригласили, я записал эту песню в студии, и потом была съёмка. Каких-то запоминающихся курьёзных, смешных моментов, честно признаюсь, не было. Я, конечно, надеялся, что может быть это будет какая-то зацепка в кинематографе, но не случилось. Потому что эпизод не требовал особенной актёрской игры, просто нужно было исполнение со сцены, как это делают музыканты в ресторане, кафе.
-Одна из моих любимых песен в Вашем репертуаре – «Дяденька музыкант». Пожалуйста, немного об истории её создания…
-Это была южная поездка, по-моему, 1980 или 1981 года. В группе у меня тогда, по его настоятельной просьбе, появился Саша Розенбаум…
-Тогда у него был псевдоним Аяров?
-Да, АЯРов – Александр Яковлевич Розенбаум. Как-то он позвонил и, запинаясь, волнуясь (было слышно по голосу), сказал, что был бы очень счастлив и рад, если бы я послушал несколько песен. Я ответил: «Почему бы нет», с этого всё началось. Он пришёл к нам на репетицию, мы с гитаристом Сёмой Шнейдером внимательно послушали его песни и буквально сразу тут же взяли две – это был «Музыкальный фургон» и ещё одна, не помню сейчас. «Музыкальным фургоном» мы открывали нашу программу. Потом Саша обратился раз, второй, третий: «Нельзя ли к вам в группу?» Я ему: «Вообще-то гитарист у нас есть, как вы знаете…» Сёма Шнейдер – он же блестящий, супер-гитарист. Но всё-таки Саша, что называется, уболтал. И я не жалею, потому что наше сотрудничество было хорошее, он проработал в группе полтора года. А песня «Дяденька музыкант» появилась в гастрольной поездке «на югах». Со мной была, естественно, моя семья, мой сынишка, Владик. И когда мы приезжаем на концертную площадку, Владик помогает, что-то там расставляет якобы. Первым делом – барабаны, как только их ставят, он тут же залезает, барабанит. Александр Гольеж – такой барабанщик у нас был замечательный, кучерявый рыжеволосый парень, очень хороший музыкант – сажал его на колени или отдельно. В общем, Владька там всё время торчал, и как-то родилась эта тема. Тогда в этой же поездке была Лора Квинт – первая жена Саши Журбина, но потом их пути разошлись, и она стала женой Семёна Шнейдера, моего музыкального руководителя. В какой-то день Саша Розенбаум и Лора говорят: «Вот, посмотри, вроде у нас получилось симпатично». Сашины стихи, а музыка Лоры. Вот так появилась песня…
-Ваша версия “Child in Time” впечатляет. Что ещё из фирменной музыки вы перепели в 60-70-е?
-Это и есть мой путь становления как вокалиста. Я перепел очень многое, начиная от «Битлз», затем «Роллинг Стоунз», «Холлиз», «Манкиз», да много чего. Пробовал всё петь, тем самым накапливал, что ли, в свою копилку разные вокальные приёмы, так как учителя по вокалу у меня никогда не было. Они были моими учителями, эти вокалисты. Своим главным учителем я считаю Артура Брауна – потрясающий совершенно вокалист, у него я взял многое, постепенно расширил диапазон. Верха, которые у меня появились – это не от Гиллана, а больше от Артура Брауна.
-Когда мы общались с Александром Журбиным, он посетовал на то, что остался не вполне доволен конечным результатом студийной записи «Орфея» — в частности, пришлось ускорять темп, что-то вообще не вошло в пластинку. Каково Ваше мнение на этот счёт?
-Всё то, что говорит Саша – совершенно справедливо. В те времена мы не могли выпустить тройной альбом, был формат «два диска», каждый из которых, естественно имел максимальное количество минут звучания. Поэтому весь материал, который превышал это общее время, пришлось убирать и даже ускорять темп при записи, что делать…но не это главное. Надо было Саше постараться, чтобы мы писали это на EMI, на ABBEY ROAD в Лондоне, или где-нибудь на COLUMBIA PICTURES в Америке (смеётся). Нужно было просто подсуетиться – тогда мы писали бы там, и это было бы лучше!
Редакция выражает благодарность Марине Лангинен за помощь и участие.
